Все мы злодеи - Кристина Линн Эрман

Тараканья броня просочилась из медальона, частицы магии роем пробежали по ее коже. Она чувствовала это повсюду. В углублениях между пальцами ее рук и ног. По краям ее ушей виднелись похожие на жуков лапки и усики, которые задевают ее глаза.

Заползают прямо к ней в горло.

Несколько мгновений она не могла пошевелиться. Она не могла дышать. Она могла только паниковать.

Но затем все это внезапно исчезло. Глаза Изобель распахнулись, она откашлялась липкой фиолетовой смолой и ахнула, когда смогла наконец сделать вдох. Медленно проклятье покинуло ее тело.

Алистер Лоу упал на колени, схватил ее за плечи и крепко обнял. Позади него топтались остальные. А за ними лежали без сознания с десяток папарацци и охотников за проклятиями. Приятное зрелище.

– Она жива? – спросила Бриони, делая шаг вперед. Финли положил руку ей на плечо и прошептал что-то, чего Изобель не смогла разобрать.

Гэвин поморщился.

– Она выглядит…

– Я в порядке.

Изобель кашлянула. Она не была уверена, что говорит правду. Ей было холодно – очень холодно.

Глаза Алистера расширились, и он стиснул Изобель еще крепче. Его прикосновение успокаивало, но девушка никак не могла не обращать внимания на Хендри Лоу, с серьезным выражением лица наблюдавшего за происходящим.

– Ты ее исцелил? – спросила Бриони.

Алистер покачал головой.

– Она сама себя спасла.

Изобель нахмурилась и посмотрела на умоляющее выражение лица Алистера. Она вспомнила, как еще вчера он умирал на лесной подстилке и все равно использовал свою жизнь, чтобы спасти ее. Несмотря на то, что его брат воскрес из мертвых, Изобель труднее всего было поверить в то, что Алистер пытался ее убить, даже по ошибке.

Она виновата сама. Почти год она таила обиду на Бриони, на родителей, на весь мир. Она позволила этой горечи прорасти в ее сердце. Позволила ей прогнать всякую надежду. Позволила разрушать все, к чему прикасалась.

И все это чтобы выжить.

И пусть Тараканья броня остановила проклятие, девушка понятия не имела, исцелилась ли она. Ее сердце билось так слабо и медленно, что она едва его чувствовала. Так что, очевидно, никакая холодность или жестокость того не стоили.

Она подняла руку и провела ладонью по его щеке.

– Ты никогда не был чудовищем в этой сказке, Ал, – тихо сказала она.

– Тогда кто я? – спросил он.

Совсем недавно Алистер сказал, что выбор есть всегда.

Изобель схватила Алистера за руку и применила Поцелуй ворожеи. Мысли Алистера пронеслись в ее голове. Она увидела панику, когда его проклятие поразило ее. Увидела события последних нескольких часов, увидела, как он освобождает Бриони.

А потом она увидела нечто гораздо большее, окутавшее все остальные его мысли, как саван. Его горе. С самого начала турнира он хотел только вернуть брата. По сравнению с этой тоской, этой неуверенностью, этой безнадежностью его чувства к ней были огоньком свечи, одиноко мерцающим в темноте. Было плевать, уничтожат они турнир или нет, любит его Изобель или нет. Он не позволит еще раз отнять у него Хендри. Он скорее умрет вместе с братом, чем снова потеряет его.

А Бриони не отступит. Только не теперь, когда она нашла доказательства своей правоты.

И вот теперь Изобель нужно выбирать.

Между подругой, которая предала ее, когда она больше всего в ней нуждалась.

И парнем, которого она любила и который не хотел быть злодеем в этой сказке.

Алистер был прав. У Изобель всегда был выбор, и как бы ни было больно его делать, он все равно был очевиден.

Хендри положил твердую руку на плечо брата – Изобель не поняла, утешал он его или убеждал. Но Алистер не отпустил ее. Еще нет.

С ними столько всего случилось – и за такой короткий срок, – что Изобель не могла понять, умирает она или нет. Она знала только, что у многих из них был шанс выжить.

И это была не какая-то призрачная возможность.

А Изобель Макаслан умела выживать – даже если потом ей придется себя ненавидеть.

– Не знаю, – прошептала она в ответ. – Но сказке настал конец.

Всхлипнув, она схватила Алистера за воротник и притянула его к себе. Его губы прижались к ее губам, и она почувствовала, как он застыл от удивления. На мгновение они оба замерли. Его дыхание обжигало ее кожу, он чувствовал вкус ее слез. Затем он обхватил ее крепче, притянул ближе к себе, как будто ее могли украсть, как и многое другое в его жизни. Изобель почувствовала, как чаша Поцелуя ворожеи опрокинулась – и теперь он мог увидеть ее мысли за последние две недели. Все его желания совпадали с ее собственными. Когда проклятие Рида вырвалось из кольца, висящего на ее шее, Алистер был слишком отвлечен запутанными эмоциями Изобель, чтобы заметить, что она сделала.

И внезапно у поцелуя появился привкус гнили.

Глаза Алистера расширились, но прежде чем он успел отреагировать, его оттащили от нее. Призрачная белизна Объятий жнеца просочилась сквозь кончики его пальцев. Он прерывисто задышал, как будто каждый вздох мог стать для него последним.

Изобель больно ударилась о землю, когда Хендри хрипло прошептал:

– Что ты сделала?

В этой сказке принцесса убила дракона.

– Изобель! – крикнула Бриони.

Неожиданно рядом с ней оказалось еще три человека. Они схватили ее и оттащили в сторону.

Последнее, что увидела Изобель перед тем, как вспыхнуло заклинание Перемещения, была ярость в глазах Алистера.

Она сделала правильный выбор.

У их сказки не могло быть счастливого конца.

Теперь, когда в живых не было уже двух чемпионов, алое покрывало Кровавой завесы стало еще светлее. От синевы дневного неба Ильвернат казался погруженным в глубокий, красновато-фиолетовый свет.

И жители Ильверната это заметили. На улицах появились пешеходы – местные, охотники за проклятиями, журналисты. Они показывали пальцами на небо и перешептывались между собой. Сплетни о смерти Элионор Пэйн уже распространились среди городских сплетников со скоростью лесного пожара.

Никто из этих зрителей не заметил, как по улицам пробирается окровавленный Гэвин Грив. Он поморщился, пытаясь сохранить заклинание Невидимости, несмотря на пульсирующую боль в правой руке. Даже сквозь тонкий хлопок футболки он чувствовал, как вены вздуваются на его коже, пульсируя от магии.

Ребята пытались уговорить Гэвина присоединиться к ним, но он отказался. Он не хотел участвовать в манипуляциях Рида МакТавиша или героических заблуждениях Бриони и Финли. С этого момента все вернулось к истокам. Он снова мог полагаться на единственного человека, которому мог доверять, – на самого себя.