Казначей общака - Евгений Сухов

Святой отключил трубку и небрежно швырнул ее на соседнее кресло.

Свет в окне неожиданно погас, занавески дрогнули, и Святой увидел чье-то лицо, пристально всматривающееся в темноту. По коже неприятно пробежали мурашки, как будто он столкнулся с чем-то потусторонним. Видение быстро исчезло. Присмотревшись, Герасим удостоверился, что занавески на прежнем месте, висят, будто бы никто их не трогал.

Неужели показалось? Прямо мистика какая-то.

Свет в окне вдруг неожиданно вспыхнул вновь, тускло высветив темно-зеленые портьеры. Похоже, что они засели там надолго, придется подождать.

Двор выглядел безмятежным и тихим. Где-то в соседнем дворе рассерженно тявкнула собака, ей отозвалась другая – задиристо, звонко, а следом, видно спросонья, заголосил петушок.

Неожиданно из подъезда вышел старичок в длинном пальто. Странно, однако, – на улице такая теплынь стоит, а он будто от холода кутается. И только приглядевшись, Герасим понял, что это священник, а на плечах у него не демисезонное одеяние, а самая настоящая ряса.

Старик шел сосредоточенно, чуть ссутулившись, и не смотрел по сторонам. Божий человек, сразу видно, ничто мирское его не волнует. Наверняка читает сейчас про себя какую-нибудь молитву и думает о том, что не мешало бы на сон грядущий сделать пару сотен поклонов.

Старик свернул за угол, и Герасим потерял к нему интерес.

Посмотрев на часы, Святой понял, что уже прошло почти два часа. Дожидаться Аркашу Печорского, пожалуй, не стоило. Герасим повернул ключ зажигания, вслушался, как застучали клапана мотора, потом неожиданно выдернул ключ, закрыл дверцу и направился к дому.

Быстро поднялся на второй этаж. Площадка была хорошо освещена, и с циничной беспощадностью высвечивалась каждая трещинка на стенах и потолке. В целом получалась неприглядная картина. Оставалось только догадываться, какая нелегкая держит Печорского в таком занюханном захолустье. А может быть, просто некоторая ностальгия по юношеским годам, когда он жил в коммуналке, где трояк, вытянутый у пьяного соседа, считался очень солидной суммой.

По лестнице, выгнув длинный пушистый хвост, неторопливо и надменно спускался сибирский кот. Он совсем не боялся чужака и, похоже, был здесь всеобщим любимцем. Потеревшись головой о ногу Святого, он направился к двери, за которой проживал Аркаша Печорский. Святой вычислил ее по окошку, в котором мелькал блондин.

Святой не удержался, нагнувшись, погладил кота. Сибиряк при этом так выгнул спину, что стал напоминать верблюда. Потянувшись, он потерял интерес к Герасиму и, ткнувшись носом между косяком и дверью, неожиданно распахнул ее, потом, важно подняв хвост, перешагнул порог. Странное, однако, дело. Видимо, Зуб настолько уверовал в свою безопасность, что решил не закрываться на ночь. Раньше он был более предусмотрителен. Внутри у Герасима похолодело – а что, если это западня!

Святой вывернул на площадке лампочку, взял пистолет и заглянул в проем двери. Из комнаты узкой полоской в коридор падал свет. Не похоже, что здесь кто-то был – абсолютная тишина.

Стараясь не шуметь, Герасим прошел по коридору и заглянул в комнату. Его встретило безрадостное зрелище. За столом, придвинутым к стене, лицом к двери сидел блондин: на узком, совершенно гладком лбу Святой увидел небольшое отверстие, из которого неровной струйкой стекала на лицо кровь. И что самое удивительное, смерть блондин встретил удивительно спокойно – лицо безмятежное, такое впечатление, что к подобному исходу он готовил себя всю жизнь.

На диване, завалившись на бок, обнаружился брюнет. На полу лежала «беретта», видимо, выпавшая у него из руки, а следовательно, тот человек, который стрелял, был куда расторопнее телохранителей.

Если дело обстоит таким образом, то, следовательно, в смежной комнате должен был находиться еще один труп… Аркаши Печорского.

Святой не ошибся. Распахнув дверь, он увидел, что в кресле, широко раскинув руки, сидит Аркаша Печорский. Голова безжизненно свесилась на грудь. Можно было подумать, что он спит, но это было не так – на левой стороне груди расплылось красное пятно, пропитавшее рубашку и испачкавшее дорогой твидовый пиджак.

Аркаша Печорский слыл очень хитрым и осторожным человеком, а значит, тот, кто пришел его навестить, был во много раз расчетливее и опаснее его.

Скорее всего он знал своего убийцу достаточно близко, доверял ему и никак не мог предвидеть подобного поворота дела. Возможно, этот некто даже имел свой ключ.

Скорее всего так оно и было в действительности: неизвестный назначил Аркаше Печорскому встречу в этой квартире, чтобы потом угостить его вместе с телохранителями щедрой порцией свинца. Даже не имея богатого воображения, можно представить, как убийца сидел в одном из этих кожаных кресел, неторопливо покуривал сигарету и хладнокровно думал о том, как удачнее следует осуществить свой коварный замысел.

Первая пуля досталась хозяину, Аркаше. Вторая, очевидно, блондину. Брюнет, заметив неприятный расклад, даже сумел вытащить волыну, но вот воспользоваться ею так и не сумел – пуля сильно обезобразила его череп.

Да, но где же шофер? Может, не заметил?

Герасим вернулся в смежную комнату, оставив Аркашу Печорского в абсолютном одиночестве. Блондин смотрел на Святого с немым укором, как будто и после смерти продолжал нести свою службу, угрюмо посматривал в пустоту брюнет. Ничего не скажешь, верные ребята. Такое обстоятельство наводило на неприятные подозрения.

Святой отворил дверь ванны и увидел водилу. Он был убит выстрелом в затылок. Ранка небольшая и на первый взгляд вполне безобидная, но Герасим прекрасно знал, что могут натворить девять граммов свинца с мозгом.

Парень лежал, уткнувшись лицом в кафель, штаны слегка приспущены, похоже, он заскочил сюда по надобности. Облегчился, значит.

Человек, пристреливший всех четверых, был настоящим профессионалом. Как бы там ни было, но его мастерство вызывало настоящий трепет. Нужно быть просто ангелом смерти, чтобы переиграть четверых здоровых, уверенных в себе мужиков. Причем проделать все без малейшего брака, не разбив при этом даже стеклянного бокала.

Смотреть в лицо убитого Святой не стал. В конце концов, это не самое приятное зрелище.

Прикрыв дверь, Герасим вышел на лестничную площадку. Он услышал, как противоположная дверь чуть приоткрылась и в проеме показалось сморщенное старушечье лицо. Похоже, что бабульке не спалось. Герасим даже не посчитал нужным прятать лицо – вряд ли подслеповатые старческие глаза сумеют рассмотреть, кто там спускается по полутемной лестнице.

Телефонный звонок раздался в тот самый момент, когда Святой забрался в салон, как будто звонивший только того и дожидался, чтобы он вышел из квартиры, где можно будет говорить, не оглядываясь на гору трупов.

– Слушаю, – проговорил Святой, чувствуя, что полуночный звонок не может сулить ничего доброго.