Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Прежде чем закончить совещание, Буш сказал, что не думает, будто текущая стратегия, направленная на участие в двух крупных региональных конфликтах сразу, пригодится в дальнейшем, поскольку «мы скорее всего постараемся этого не делать». И добавил: «Если таковы стандарты боеготовности, нам никогда их не достичь». Он также сказал, что нам необходимо сосредоточиться на «национально-государственном строительстве» там, где мы «разорвали государство на части и несем ответственность за происходящее, но меня чертовски заботит, как не допустить такого впредь. Однако вы сопротивляйтесь любому, кто станет вас к этому призывать, поскольку это обязанность Государственного департамента, хотя вы [военные] способны выполнить их работу намного лучше».

Никто из присутствовавших в тот день в «Танке» не подозревал, что мои шансы и далее руководить теми же старшими офицерами при новом президенте возросли. Штаб Обамы вышел на меня в частном порядке. 24 июля сенатор-демократ Джек Рид из Род-Айленда сказал, что в ближайшее время улетает в Ирак вместе с Обамой, где проведет с ним много времени, и хотел бы знать: если Обама заинтересуется моими услугами на посту министра обороны, как я отнесусь к этому. Я ответил Джеку, одному из немногих конгрессменов, кого я действительно уважал, что «если он полагает, что я нужен стране, то я готов побеседовать на эту тему». Звонок раздался 3 октября, и Рид спросил, не против ли я встретиться с Обамой. Я сказал, что вряд ли мне подобает встречаться с одним из кандидатов до выборов, но я с удовольствием встречусь с ним позже. При этом, добавил я, я подготовлю список вопросов для нашей возможной послевыборной беседы.

Пообщавшись повторно с Ридом, я попросил Стива Хэдли передать президенту Бушу, что Обама «прощупывает» меня с намерением оставить на министерском посту. Стив перезвонил и сказал, что президент очень доволен и надеется, что, если меня и в самом деле пригласят в новую администрацию, я останусь во главе министерства обороны, ибо это «несомненно, пойдет на пользу стране». Я позвонил Риду 15 октября, чтобы договориться о том, как передать список вопросов, и несколько дней спустя Роберт Рангел вручил ему этот список в запечатанном конверте.

Двадцать девятого октября Рид сказал мне, что мои вопросы «вызвали исключительно позитивную реакцию и большой интерес» у Обамы и что кандидат очень хочет побеседовать со мной. Он уточнил, что Обама спрашивает, как лучше поступить – ответить на мои вопросы в письменной форме, либо кратко изложить свои ответы Риду, который затем проинформирует меня, либо просто принять вопросы к сведению, как основу для предстоящего разговора. Я высказался за последний вариант. Рид сообщил, что Обама «хочет поговорить сразу после выборов». Чем дольше я размышлял об этих контактах, тем отчетливее понимал, насколько они экстраординарны – даже, пожалуй, беспрецедентны. Вероятно, самым необычным было то, что потенциальный назначенец отправил предполагаемому президенту список вопросов, на которые тот должен ответить. Обычно все наоборот: кандидаты в вице-президенты, будущие члены кабинета министров и иные возможные назначенцы отвечают на вопросы избранного, но еще не вступившего в должность президента (или на вопросы, подготовленные его окружением).

Мои вопросы могли показаться несколько самонадеянными, если не дерзкими. Но мы с Обамой оба собирались войти в неизведанные воды в разгар двух войн. В нашей истории не было прецедента, с момента создания министерства обороны в 1947 году, чтобы действующий министр обороны оставался в своей должности при новой администрации, пусть даже эта администрация – той же партийной принадлежности. Обдумывая подобный исторический шаг, я написал Обаме: «Полагаю, в реальности все будет значительно сложнее, чем может показаться. Вопросы… призваны помочь нам обоим осмыслить все заранее». Если мы собирались наладить взаимоотношения и работать вместе на благо страны, мы должны понимать друг друга с самого начала. Мне требовалось убедиться, что я могу задавать неудобные вопросы и получать прямые ответы, а также что новый босс ценит прямоту и откровенность. Плюс, честно говоря, поскольку я не хотел оставаться министром, то чувствовал себя вправе поддавливать Обаму относительно своей роли и вызовов для страны. Что мне было терять?

Через несколько дней после выборов мне дали номер телефона Марка Липперта, одного из ближайших помощников Обамы, через которого следовало договориться о встрече с избранным президентом. Я связался с Липпертом и попросил его согласовать все детали с Рангелом. Как и сравнительно недавнее предварительное собеседование с Бушем, встреча была окутана атмосферой тайны. Мы договорились встретиться 10 ноября в пожарном депо возле терминала авиации общего назначения в Национальном аэропорту имени Рейгана.

В тот день Обама направлялся обратно в Чикаго. Его самолет стоял на взлетной полосе в аэропорту. Моим сотрудникам сообщили, что я на секретном совещании «за закрытыми дверями»; я же спустился на персональном лифте из кабинета в подземный паркинг, уселся в одиночестве на заднее сиденье бронированного «шевроле» и покатил в аэропорт. Встреча была назначена на три тридцать, я приехал немного раньше. Все пожарные машины из депо убрали, чтобы наши «кортежи» могли заехать внутрь. Едва машины очутились под крышей, ворота закрыли. Пустое, безупречно чистое помещение производило впечатление огромной пещеры. Меня провели в небольшую переговорную, которую один из помощников Обамы тщательно подготовил к заседанию: американский флаг в углу, на столе бутылки с водой, миндаль, два банана, два яблока и бутылка зеленого чая. Я сел за стол и задумался о том, как строить беседу. У меня было довольно хорошее представление о том, как закончится встреча, отчасти потому, что я знал – если Обама попросит меня остаться, я соглашусь. На следующий день после выборов я отправил семье электронное письмо и предупредил о возможном исходе: «Не важно, какие у кого политические взгляды – вчера был великий день для Америки. День, который отмечали дома и во всем мире. Страна, где и вправду сбываются мечты. Где афроамериканец может стать президентом. Где ребенок из Канзаса, чей дед совсем маленьким уехал на запад в крытом фургоне… стал министром обороны самой могущественной державы в истории человечества. В ближайшие несколько дней мне предстоит принять принципиальное решение. Помолитесь за меня, чтобы я решил правильно. Но у каждого из нас имеется долг перед отцами-основателями[79], долг, который необходимо заплатить».

Обама прибыл минут через двадцать пять. Я услышал шум снаружи, а затем Обама вошел в комнату. Это была наша первая личная встреча. Мы пожали друг другу руки, он снял пиджак, и я тоже. Он сразу приступил к делу, достал из кармана пиджака распечатку вопросов, которые я ему посылал. Первый вопрос был довольно простым: «Почему вы хотите, чтобы я остался?» Он перечислил причины: во-первых, из-за моей отличной работы на посту министра; во-вторых, потому что в ближайшие полгода ему необходимо сосредоточиться на экономике, а следовательно, нужны преемственность и стабильность в сфере обороны. Мой второй вопрос гласил: «Как долго вы намерены пользоваться моими услугами?» В скобках я приписал, что сам полагаю оптимальным сроком год – этого вполне хватит, чтобы Обама составил полноценную команду, отвечающую за вопросы национальной безопасности, чтобы ее члены успели освоиться со своими обязанностями. Формулировка «около года» не превратит меня в «хромую утку» и одновременно никого из нас не свяжет по рукам и ногам. Обама сказал: «Давайте пока оставим это открытым, но между собой договоримся, что речь идет о годе». Третий вопрос звучал так: «Мы не знаем друг друга. Готовы ли вы доверять мне с первого дня и включить меня во внутренний круг своих доверенных советников по национальной безопасности?» Он ответил: «Я бы не предлагал вам остаться, если бы не доверял. Вы будете участвовать в принятии всех важнейших решений – а также второстепенных, если захотите».