Assassin's Creed. Ренессанс - Оливер Боуден

Эцио шумно вздохнул:

– Допустим, я поверю твоим словам. И что, как ты думаешь, сделает Бог, когда ты сумеешь открыть дверь?

– Меня это не волнует, – улыбнулся Борджиа. – Мне нужно не Его одобрение, а Его власть!

– И ты считаешь, что Бог безропотно отдаст ее тебе?

– Что бы ни находилось по другую сторону стены, оно не сможет устоять перед объединенной силой Посоха и Яблока. – Испанец помолчал. – Эти орудия были созданы для свержения любых богов, к какой бы религии те ни принадлежали.

– Но Господь Бог является вездесущим и всемогущим. Неужели пара древних штучек может причинить Ему вред?

Родриго высокомерно усмехнулся:

– Мальчик мой, ты ничего не знаешь. Ты представляешь Бога, каким Он описан в старой книге, составленной людьми.

– Но ты же папа римский! Как ты можешь отрицать священный текст своей Церкви?

– Неужели ты и впрямь так наивен? – засмеялся Испанец. – Я стал папой потому, что мне нужна власть! Знай: я никогда не верил ни единому слову этой глупой книжонки! Все написанное там – ложь и предрассудки. Таковы и остальные якобы священные книги, написанные людьми с тех пор, как они изобрели письменность!

– За подобные речи тебя могли бы убить, не посмотрев, что ты папа.

– Возможно. Но мне это не мешает спокойно спать. – Он опять помолчал. – Видишь ли, Эцио, тамплиеры презирают человечество вовсе не потому, что они такие злодеи. Просто мы очень хорошо понимаем суть рода людского.

Ассасин в ужасе продолжал слушать словоизлияния тамплиера.

– Когда я завершу мои здешние дела, – продолжал Родриго, – то займусь разрушением церкви. Пусть люди наконец возьмут на себя ответственность за свои поступки! И будут судимы за них, а не за какие-то там грехи. – Борджиа блаженно улыбался. – Новый мир тамплиеров будет удивительно красивым. Мир, управляемый Разумом и Порядком…

– Тебе ли говорить о разуме и порядке, когда твоей жизнью правили жестокость и безнравственность?

– Эцио, я знаю о своем несовершенстве. – Испанец с притворной набожностью сложил ладони. – Но в этом мире нравственность не вознаграждается. Берешь то, что можешь взять, и стараешься не выпустить из рук. Вот правило этого мира. И потом, – он развел ладони, – живем-то мы всего один раз.

– Если бы все жили по твоим принципам, мир погряз бы в безумии, – возмущенно произнес Аудиторе.

– Да ну? Можно подумать, люди никогда так не жили! – Родриго ткнул в него пальцем. – Ты никак проспал свои уроки истории? А тебе наверняка рассказывали, что еще несколько сот лет назад наши предки жили в полном дерьме и беспросветном невежестве. Религиозный фанатизм заменял им знания. В каждом углу им мерещился дьявол, отчего они боялись собственной тени.

– Но человечество с тех пор прошло большой путь, став сильнее и мудрее.

– В каком прекрасном сне ты живешь! – снова засмеялся Борджиа. – Оглянись вокруг. Нескончаемые кровопролития. Насилие всех видов. Пропасть между богатыми и бедными, которая почему-то становится все шире. – Его глаза вперились в Эцио. – Здесь никогда не будет равенства. Я с этим смирился. Пора бы смириться и тебе.

– Никогда! Ассасины всегда будут бороться за лучшую участь для человечества. Быть может, рай на земле – недостижимая мечта, красивая утопия, но мы не оставляем надежд. Каждый день, проведенный нами в борьбе, помогает людям выбираться из болота.

– Sancta simplicitas![169]– вздохнул Родриго. – Прости меня, но я устал ждать, когда человечество проснется. Я стар. Я достаточно повидал на своем веку, и жить мне осталось не так уж много…

Он вдруг умолк, потом хрипло засмеялся:

– Хотя кто знает? Возможно, сокровищница изменит и это?

И вдруг Яблоко засветилось. Его свет становился все ярче, пока не стал ослепительным. Родриго упал на колени. Щурясь и прикрывая глаза ладонью, Эцио увидел, как на стене, испещренной отверстиями, появилась карта из Кодекса. Он схватил Посох и подошел ближе.

– Нет! – закричал Испанец, силясь отнять Посох, но его скрюченные пальцы хватали лишь воздух. – Ты не смеешь туда войти! Не смеешь! Это мое предназначение. Мое! Я – Пророк!

Только сейчас Аудиторе с предельной ясностью понял то, что его собратья-ассасины увидели еще давно, в Венеции, но с чем он тогда не пожелал согласиться. Пророк действительно находился здесь, в этом помещении, и готовился исполнить свое предназначение.

Ассасин посмотрел на Великого магистра, испытывая почти что жалость.

– Ты никогда не был Пророком, несчастная, заблудшая душа.

Родриго отступил. В нем не осталось даже недавнего папского величия. Перед Эцио был жалкий грузный старик.

– Плата за поражение – смерть, – сокрушенно произнес Борджиа. – Окажи мне последнюю милость.

Аудиторе покачал головой:

– Нет, старый глупец. Зачем мне тебя убивать? Твоя смерть не воскресит моего отца. Не вернет Федерико и Петруччо. А также многих других, что погибли, сражаясь с тобой или бездумно служа тебе. Я устал убивать.

Глаза Родриго тоже потеряли прежнюю силу. Они уже не пронзали. Они подернулись пеленой, и в них отчетливо читался страх. Это были глаза старика, уставшего жить.

– Ничто не истинно, – сказал Эцио. – Все дозволено. Для тебя настало время примириться с собой.

С этими словами ассасин повернулся к стене, взял Посох и поочередно коснулся им отверстий, обозначенных на карте. Перед ним появлялись очертания широкой двери. Когда Посох коснулся последнего отверстия, дверь открылась.

Перед Эцио была широкая галерея со стеклянными стенами, уставленная древними скульптурами из камня, мрамора и бронзы. В многочисленных нишах галереи стояли саркофаги с руническими надписями. К удивлению ассасина, он смог прочитать все надписи. То были имена древнеримских богов. Крышки всех саркофагов были плотно закрыты.

Аудиторе двинулся дальше. Его поражала непривычность архитектуры и убранства галереи. То и другое представлялось ему странным смешением чего-то очень древнего с нынешним временем и с чем-то совершенно незнакомым, что его интуиция относила к далекому будущему. Стены не везде были гладкими. Их украшало множество барельефов, изображавших события древности. Они показывали развитие Человека и Силы, управляющей им.

Многие фигуры казались Эцио вполне человеческими, но облаченными в странные одеяния. Были и другие. Он не понимал, являются ли они скульптурами, картинами или частью воздуха, сквозь который он проходил. Лес, обрывающийся в море, обезьяны, яблоки, посохи, мужчины и женщины, саван, меч, пирамиды, фигуры великанов, ступенчатые башни, причудливые колесницы, корабли, плывущие под водой, большие сверкающие окна, передающие какие-то знания и сообщения…

Среди всего этого многообразия ассасин увидел не только Яблоко и Посох, но и гигантский меч и плащаницу Христа. Все это держали в руках существа, похожие на людей, но не люди. Интуиция снова подсказала ему, что перед ним – история Первой цивилизации.