Кейн Черный Нож - Мэтью Стовер

Социк-один фыркнул: - Какую жизнь? - Шоковая дубинка взлетела со слепой стороны и высекла звезды в черепе.

В Родном Доме физика не способствует работе электробатарей. Ему пришлось ударить меня несколько раз. Помню, я твердил: - Скажите - скажите, за ней долг. Скажите, я хочу получить плату...

Затем горизонт событий раскрылся внутри головы и поглотил меня целиком.

Когда я очнулся снова, не испытал проблем с ориентацией. Я здесь уже бывал.

Слишком много раз.

Простые кремовые стены, пустые, без окон и украшений, только выключатель у двери. Такая же простая дверь без окошка. И ручки. Простой стол и стул, единое целое с полом. Ни них ничего. Никаких книг. Никаких экранов и стилусов, разумеется, и бумаги. В углу низкий унитаз. Койка с ремнями - металлические шнуры в пластике - чтобы привязать руки к холодным поручням из нержавейки. Все знакомое и родное.

Это была Земля.

Компьютеризованный спинальный шунт не перезагружали с момента моего ухода три года назад; а в Доме я заставлял его работать с помощи магии. Ниже поясницы я снова стал гребаным мертвым мясом. Словно - так писал Делианн - к моей заднице прицепили двух дохлых собак. Даже не сожрешь.

Из члена тянулась трубка, на зад навернули подгузник. Я не помнил, чтобы опорожнялся сам. Если бы они не привыкли выгребать говно, одна рука была бы отстегнута, чтобы я помогал делу. Единственным успехом так называемой спинальной регенерации была способность контролировать сфинктеры. Но тут никто не думал о моих сфинктерах.

Тут вообще не думали.

Будь у меня какие-то сомнения насчет этого места, они пропали бы с появлением первых санитаров. Я увидел пустоту лоботомии в глазах, потом нейронные ярма на шеях.

Трудяги.

Я не стал тратить время на разговоры. С подавленными высшими функциями мозга трудяги способны лишь отвечать на самые простые вопросы. А эти даже на такое были не способны. Они были глухими. Как камни.

Оглушены хирургически.

Чтобы гарантировать здешним жителям отсутствие контактов с внешним миром. С кем-то за пределами камеры. Я это знал, потому что целых десять лет регулярно давал взятки, прокладывая путь в это место - поговорить с отцом.

Я был в Бьюке.

Социальный лагерь Бьюкенена - одно из мест, куда Женева помещает людей, чьи антисоциальные склонности требуют исправления или хотя бы изоляции от здорового общества. Обычно на постоянной основе.

Трудно было сказать, долго ли я там пробыл. Трудяги приходили и уходили, меняя мочеприемник и подгузник, простыни и капельницы. Головная боль слабела. Я становился сильнее.

Было время подумать.

Думаю - по-настоящему мыслю - я не так уж часто и не так уж эффективно. Меня этому не учили, и чертовски уверен, у меня нет такой природной склонности.

Мышление встает на пути. В бою оно смертельно опасно.

В реальном мире инстинкт и опыт выше мысли; Толстой писал, что в контексте житейской хитрости крестьянин неизменно побивает интеллектуала. И он прав. Не потому, что крестьянин умней; он просто лишен сомнений и задних мыслей и прочих трюков ума. Интеллектуал же путается в собственных размышлениях.

Я был рожден стать интеллектуалом. До болезни и сонма неудач отец был одним из знаменитейших антропологов столетия; его книга "Сказания Первого Народа" до сих пор входит в число основных текстов по изустной традиции эльфов. Мать, рано умершая, была из лучших его студентов. Даже когда соцполиция арестовала его и сбросила нас в рабочие, он пытался учить меня мыслить как профессионал, пользуясь книгами и сетью. Даже после смерти матери. Даже когда безумие крепко сжало его в объятиях; в дни полупрояснений он заставлял меня читать и беседовать, и читать еще. Однако я делал так, только чтобы не дать ему избить себя до потери сознания. Я упустил реальный шанс стать мыслителем лет в шесть. Я пошел в школу улицы.

Да, я рожден интеллектуалом, но воспитан как плебей.

Что (вместе с тем, что многие люди называли сумасшедшей самоуверенностью и поразительным уровнем самодовольства) и может объяснить, почему я не особенно беспокоился.

Я отлично понимал, почему сижу в Бьюке. Это тактика. Ведь я много лет навещал здесь отца. Они ждали, что я буду предвкушать будущее, обливаясь холодным потом клаустрофобии. Членоголовые.

Я несколько дней висел на проклятом кресте. Хрен знает сколько провел на цепи в анханской Шахте, умирая от гангрены в потоке людского дерьма. Провести остаток дней в чистой тихой камере - это должно было меня сломить?

О да. Ага. Точно.

Одной из книг, которую заставлял меня читать отец - да я и сам ее читал с охотой - была "Искусство войны". Потому что, как многие китаезы его времени, Сунь Цзы имел дар к метафорам. Книга была не о войнах, но об улаживании конфликтов. Можно даже сказать: о том, как процветать в полном опасностей мире.

Мастер Сунь писал, в частности, что полководец, знающий себя и своего врага, может не страшиться тысячи битв.

Я знал врага. Это же мой конек.

Когда я, наконец, обрел посетителя, он был удивлен, видя, что я улыбаюсь. Костюм и галстук не шли профессионалу: казалось, он отнял их у парня фунтов на двадцать грузнее себя. К тому же он шаркал шлепанцами, входя в дверь. А может, во всем виноваты были не костюм и галстук, а мои глаза.

Мои глаза желали видеть коричневатые расчесанные волосы на месте лысины с седыми прядками, и неряшливую поросль на месте аккуратно подстриженной бородки. Возраст пошел ему на пользу, реально: он потерял вес, но набрал весомости. Он мог позволить себе войти и сразу сесть рядом, заставляя меня смотреть и проникаться тревогами; ему уже не нужно было занимать нервные руки трюком с монеткой. Он просто сложил руки на коленях.

Я улыбался. В конце концов, не я к нему пришел.

Довольно скоро он подался вперед. - Похоже, вы не понимаете, в какую передрягу попали.

Улыбка расползлась, став насмешливой гримасой. - А вы хорошо выглядите для типа, которого на моих глазах разорвало в клочья.

Он отмел насмешку, раздраженно кивнув. - Древняя история.

- А словно вчера было, чтоб меня.

Он вспыхнул, взгляд опустился на сложенные руки. Пальцы дернулись. - Это было... - Он покачал головой и поднял глаза. - Не ради этого я к вам пришел. Я пришел спасти вам жизнь.

Я пожал плечами.

- Злостный насильственный контакт, Майклсон. Вы достаточно восстановили память? Помните этот эпизод? Вы явно действовали осознанно, убивая праздножителя...

Я захохотал.

- Думаете, это смешно?

- Как прикажете вас называть? Рабебел? Саймон Феллер? Шестерка?