Ангелы приходят всегда - инок Всеволод (Филипьев)

– Из историй молодости и я расскажу, – заговорил схимонах Василий. – Помните, во многих компаниях баловались вызыванием духов? Один раз мы с друзьями решили вызвать дух Пушкина. Вызывали, правда, кустарно. Игрались. Какие-то формулы бормотали, свечи жгли, иголку с ниткой раскачивали. Но дух Пушкина так и не пришел. В конце мы решили сделать на память фотографии со свечами около нашего спиритического стола. А когда фотографии проявили – ахнули. В воздухе вокруг нас что-то висело и парило, в виде белесых рваных облачков. Это могло быть что угодно, но только не дефект пленки. Тогда это произвело сильное впечатление, хотя выводы лично я сделал уже много позже. Понятно, что это был не дух Пушкина, а бесы, вызванные нами. Фотографии те я долго хранил. Всякий раз, когда смотрел на них, накатывало жутковатое чувство.

– А у меня был случай в походе. Связано было с выпивкой, – продолжил череду воспоминаний отец Антипа. – Можно сказать, что белая горячка начиналась, но ведь белая горячка – это стопроцентно духовное явление, как мне кажется. Все помню детально. Я проснулся рано, с перепоя. Вокруг лес и сумеречное утро. Под ногами – зеленая, но уже увядающая трава. От утренней прохлады чувствовалось, что наступает похмелье, а вслед за ним протрезвление ума. Очень хотелось пить. Я побрел к реке. Дойдя, с трудом наклонился к воде. Она была чистой, как и лесной воздух. Зачерпнул ладонью ледяную влагу, умылся и жадно стал пить. Это взбодрило. Вроде бы жизненные силы возвращались, но почему-то сердце сильно стучало. Я поднялся с колен, повернулся, собираясь идти, как вдруг ветви ближайших деревьев зашевелились, хотя было безветренно. Я хотел крикнуть, но почувствовал, что сердце сжимается. Мне показалось, что я потерял голос. Ощущение душевной пустоты все больше нарастало и откровенно пугало. Треск веток, журчание воды, шелест листьев – все эти звуки становились все громче и страшнее. Я даже начал про себя говорить какие-то слова молитвы и поспешил уйти из того гибельного места. Ускорил шаг, и тут стал видеть тех, кто скрывался рядом: в кустах и за деревьями. Их было много, около десяти или больше, почему-то в милицейских шлемах и плащ-накидках, со зловещими нечеловеческими лицами. Они окружали меня все плотнее. Я знал, что нахожусь в здравом уме, и с ясностью осознал, что это посланники сатаны, пришедшие за мной. Их глаза светились алым огнем, в лицах было что-то такое омерзительное, что я удивляюсь, как не потерял сознание от шока. Я побежал, стараясь не оглядываться. Через какое-то время они остались позади, а скорее всего просто ушли в свой темный мир. Я остановился, перевел дыхание, вытер ладонью пот со лба. Опять пытался читать какие-то молитвы. Чувство освобождения не наступало еще долгое время. Такое не забывается никогда.

– Я, кажется, сейчас понял одну важную вещь… – сказал вдруг Антон Петрович.

Все посмотрели на генерала. Он пояснил:

– В разные годы своей жизни я многое слышал про Христа. Читал. Даже Библию пробовал, но мне показалось трудно. И все никак я не мог понять, а от чего же все-таки Он нас спас. Сейчас, после ваших рассказов, я сам вспомнил один давний случай. Молодой сержантик, я был на ночном дежурстве по казарме и не спал. Стояла тишина. Вскоре началась буйная летняя гроза. На улице хлестал ветер с дождем, сверкали молнии, раскатисто громыхал гром. Я вошел в пустую Ленинскую комнату, сел, облокотился на стол и под рокот ливня задремал. Я не волновался, потому что наружная дверь в казарму была заперта. Вдруг я отчетливо услышал шаги в коридоре. Кто-то приблизился к двери, вошел в Ленинскую комнату, подошел вплотную ко мне. Я хотел рвануться, поднять голову, оглядеться, но не мог оторваться от стола. Голова, как чугунная, неподвижно лежала на полусогнутой руке. Я не мог пошевелиться. Мне сделалось невыносимо тоскливо и страшно. Я чувствовал себя в полной власти пришедшего. Тут он сказал всего одно пронизывающее слово: «Заберу». Я ничего не понял. Раздались шаги. Неизвестный вышел из комнаты и удалился куда-то. Оцепенение прошло. Я бросился в погоню. Пометался по казарме, но все по-прежнему спали мертвым сном, а наружная дверь оставалась запертой. Этот случай так и остался для меня необъяснимым вплоть до этого дня, до сегодняшнего разговора с вами. Сейчас я понял, от чего спас нас Христос. Он нас спасает вот от этого «Заберу»! Такая история. Прошу извинить, если что не так сказал. Хотелось поделиться.

– Все хорошо, дорогой Антон Петрович, не за что извиняться. Верно сделали, что поделились, – одобрил старец. – Вообще-то чудеса, исцеления или, наоборот, болезни и непрекращающиеся скорби могут быть, а могут и не быть в жизни человека. Тут нет общей схемы. Одному для спасения полезно исцеление от болезни, другому, наоборот, болезнь, одному – чудо, другому – его отсутствие, своего рода богооставленность… В этом тайна спасения, тайна промысла Божия. Вера во Христа, жизнь во Христе – это другое. Это необходимо каждому. Какие бы сложные вопросы перед нами ни ставила жизнь, какие бы недоумения ни встречались, ответы на все вопросы – там… у Спасителя, на Голгофе.

– Спасибо. Спасибо вам! – генерал схватил за руку старца и в порыве искренней благодарности истово ее затряс. – Не знаю, как это выразить… Я не оратор, но я скажу. Спасибо, что вы есть! Насмотрелся я тут на вас и вот… Я бы всем монахам, дотерпевшим до конца, ставил золотые памятники.

Инокиня Неонилла встретила Пасху в родном монастыре, чем очень утешилась. В последнее время она бывала там редко. Болезнь заставляла постоянно проходить обследования и лечение в Москве, потому инокиня делила свое время между домом родителей и больницей. Состояние ее пока не было критическим, но и улучшений не предвиделось. Родившаяся со слабым здоровьем, получившая букет врожденных и развившихся заболеваний, инокиня не имела шансов долго сопротивляться вирусу иммунодефицита. Обострение с необратимыми последствиями могло начаться в любой момент.

– Так красиво было в монастыре, мамочка, – рассказывала она, сидя с Еленой Сергеевной на кухне квартиры на Тверской в последний день апреля. – Так светло, мирно. Как на крыльях летаешь. Дышится легко. Вся пасхальная служба как один глоток воздуха в утреннем весеннем саду. Жаль, что Ангелина этого не разделила со мной в этот раз. Но я молилась о ней…

– Да, уже полгода прошло, а я все не могу отойти от той поездки к Ангелине… Лучше бы Сережа тогда ее не нашел. И главное, его-то та встреча тоже окончательно подкосила. Что за судьба такая?

– На Радоницу помолимся за дядю Сережу. Ты береги себя, мамочка. Не переживай, тебе нельзя.

– Спасибо, Наденька, – поблагодарила Елена Сергеевна дочку, назвав ее мирским именем. – Я-то берегу, а вот ты. Береги ты себя, ведь сил нет, а ты все ездишь туда-сюда. Ты всех жалеешь, а кто тебя пожалеет? В тебе ведь плоти-то уж совсем не осталось. У тебя доброе сердечко, я понимаю, что ты переживаешь за своих друзей по больнице, но ведь не пропадут они, если ты не съездишь к ним лишний раз. Все равно на проверку ехать придется, вот и увидишься с ними. Побереги силы, ты же сама больная. Побереги себя, я тебя очень прошу.