Рим. Прогулки по Вечному городу - Генри Воллам Мортон

Мэрион Кроуфорд в 1898 году писал, что всякий, кому случалось переходить площадь, непременно поднимал глаза на Ватикан, без сомнения, думая о том, что же там сейчас происходит. Он описывает бродячего торговца фотографиями, размахивающего снимками, которые тот достает из ярко-красной папки, словно Лепорелло, разворачивающий перечень побед Дон Жуана. Торговец «указывает на угловые окна во втором этаже, доверительно сообщает туристу, что Sua Santita[117]живет именно в этих комнатах, и услужливо предлагает фотографии других интерьеров Ватикана».

Все осталось, как прежде: и пьяцца, и Ватикан, и туристы, навязчивые торговцы со своими Ricordo di Roma…[118]Все, кроме одного, но очень важного обстоятельства: с тех пор как Мэрион Кроуфорд написал «Ave Roma Immortalis», папа переехал из роскошного второго этажа апостольского дворца на чердак.

Сейчас уже никому не кажется странным, что папа живет в помещениях, которые раньше служили спальнями слугам, и немногие задумываются о радикальных переменах, которые меньше чем за век перенесли понтифика из сверкающих золотом апартаментов Квиринала на чердак Ватикана. То, что раньше считалось несчастьем, оказалось благословением Божиим: временное Папское государство перестало существовать, но царство святейшего распространилось в умах, проникло в сознание четырехсот миллионов людей во всех частях света.

Окно папы в верхнем этаже Апостольского дворца сейчас известно лучше, чем многие виды Рима. Призраки Борджиа и Медичи, Альдобрандини и Боргезе, которые, несомненно, обитают в коридорах Ватикана, вероятно, с удивлением взирают на скромную спальню папы на чердаке, на трапезную, где он в одиночестве вкушает пищу. И еще, говорят, там живут две канарейки, которых выпускают из клетки полетать, и они садятся на плечо и на руку папе.

Начало этой простоте было положено святым Пием X, который нарушил этикет Ватикана, не пожелав, когда его выбрали папой в 1903 году, покинуть скромную комнату, выделенную ему Конклавом. До сих пор ходят легенды о его простоте и непритязательности. Когда в Ватикане поняли, что он никогда не согласится спуститься в папские апартаменты во втором этаже, для него переделали верхний этаж, который с тех пор и занимали все папы.

Пересекая в то утро площадь, я заметил небольшую группу мужчин, собравшихся в левом конце колоннады, и, присмотревшись, я понял, что это полицейские. Некоторое количество полицейских в форме стояло и у ворот, как бы между прочим поглядывая на дорогу за колоннадой. Я понял, в чем дело: папа должен вернуться из Кастель Гандольфо на какую-то конференцию или встречу. И я стал ждать, когда же он проследует из Италии в Ватикан.

Колонны Бернини окружают площадь Святого Петра густым лесом, и пространство в кольце каменных стволов так огромно, что вряд ли кто-либо, кроме случайно оказавшихся именно в этом отдаленном уголке «леса», догадался бы, что происходит. Если бы распространился хоть какой-нибудь слушок, сотни людей, целые толпы тут же хлынули бы сюда.

Внезапно мужчина в синей пиджачной паре отбросил сигару — и превратился в важного полицейского начальника. Все отдавали ему честь. Полицейские в форме выстроились вдоль дороги, а люди в обычной одежде столпились у запертых железных ворот, ведущих в Ватикан мимо Тевтонского колледжа и Кампо Санто. Внимание мое привлекла молодая светловолосая американка в сопровождении женщины постарше. Она подошла к главному полицейскому начальнику и спросила его, что тут будет происходить. Полицейский улыбнулся очаровательной иностранке и объяснил, что приезжает папа и что для нее есть прекрасное место, в самом первом ряду.

Пока я думал о том, что женщины совершенно правы, спеша воспользоваться своим очарованием, которое так быстро утрачивают, послышался страшный рев мотоциклов, и двадцать молодых людей в синей форме, в шлемах, на мощных машинах, показались на дороге, в том месте, которое я принял за границу, а три черных автомобиля пересекли без всякого эскорта невидимую границу государства Ватикан.

Папа был один во второй по счету машине. На нем была его обычная белая сутана и темно-красная широкополая шляпа. Я успел увидеть бледное худое лицо, большие черные глаза за стеклами очков в золотой оправе, худую руку в крестном знаменье. Потом автомобиль въехал в ворота, открытые швейцарскими гвардейцами, которые опустились на одно колено и пребывали в этой почтительной позе, пока машина проезжала мимо них и поднималась на холм мимо Кампо Санто.

Одной из тех, кто упал на колени, когда показался папа, была, к моему удивлению, и та американская девушка. Теперь она встала. Глаза ее сияли.

— Боже мой! — обратилась она к своей спутнице. — Разве это не чудо? Он видел меня! Ты видела? Он благословил меня особо, именно меня!

Мотоциклисты сняли шлемы и подняли свои защитные очки; полицейский начальник долгим взглядом проводил американку и ушел, несомненно, доложить по начальству, что итальянская полиция, в полном соответствии с Латеранскими соглашениями, благополучно проводила преемника святого Петра через итальянскую территорию.

2

Когда мне впервые довелось нанести визит официальному лицу в Ватикане, я был ошеломлен, как, уверен, и многие Другие. Нет другой такой общности, как папская курия. В течение шестнадцати веков она помещалась либо в Латеранском дворце, либо в Авиньоне, либо в Ватикане — папство сменило всего три адреса со времен Константина Великого! «Папство, — по знаменитому определению Томаса Гоббса, — всего лишь призрак ушедшей в небытие Римской империи, сидящей в короне на своей собственной могиле». Это утверждение — безусловно, крайность и нуждается в уточнении, хотя многие замечали не только сходство структур католической Церкви и Римской империи, но и использование Церковью многих имперских терминов, например: епархия, префектура, викариат, консистория, и так далее. И когда папа назначает представителя, он называется «легат», как во времена Юлия Цезаря. Одно из наиболее значительных приобретений папства, на мой взгляд, — это титул Pontifex Maximus.

По всему Риму на архитравах и фонтанах, не говоря уже о надписи Павла V на соборе Святого Петра, вы можете увидеть эти слова, часто сокращенные, как на римской монете, до Pont Мах, что может удивлять некоторых посетителей. Однажды я слышал, как визгливый и вульгарный женский голос, перекрывая рев фонтана Треви, вопрошал: «Интересно, а кто такой этот Макс? Этот Понт Макс, чье имя тут на каждом углу?» «Pontifex» означает «мостостроитель», и титул Pontifex Maximus присваивался в Древнем Риме жрецу высокого ранга во время церемоний, имеющих целью умилостивить духов Тибра, извиниться перед ними за строительство первого деревянного римского моста. Юлий Цезарь носил титул Pontifex Maximus. Кажется, этот языческий титул перешел к папе во времена Льва I, в 440 году, и Лонгфелло в «Золотой легенде» говорит:

Прославлен понтифик в веках,

Ибо ведает всяк:

Он — зодчий того моста,

Что ведет с земли в небеса.[119]