Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2 - Семен Маркович Дубнов

русском языке и в рус­ском духе» и наметило обрусение через переводы Библии и молит­венников на русский язык, который «должен сделаться национальным языком евреев». Эта ассимиляционная прыть скоро остановилась перед грозным явлением: одесский погром 1871 года заставил деяте­лей местного «Общества просвещения» — по выражению его предсе­дателя — «опустить руки и усомниться в том, действительно ли хо­роша поставленная ими себе цель, ибо, как видно, все старания на­ших братьев сблизиться с русскими останутся напрасными, пока масса русская будет пребывать в своем нынешнем грубом состоянии и пи­тать к евреям враждебные чувства». Погром привел к временной при­остановке деятельности одесского отделения. Центральный же ко­митет в Петербурге в свою очередь испытал разочарование: при всем старании приспособляться к «видам правительства», на «Общество просвещения» сверху стали смотреть с недоверием, после того как доносчик Брафман причислил и эту организацию к учреждениям тай­ного «еврейского кагала», стремящегося к обособлению еврейства. Русификаторы, объявленные сепаратистами, находились в трагичес­ком положении. Деятельность Общества по части поощрения обще­го образования теряла свое значение по мере того, как и без его стараний гимназии и университеты наполнялись евреями. К прежнему практическому стимулу посещения русской школы — получение диплома ради гражданских прав — прибавился после издания воинского устава 1874 года еще один: приобретение льгот по воинской повинности, побуждавшее многих родителей посылать детей в русские учебные заведения. Накануне кризиса 80-х годов «Общество просвещения» стояло на распутье. Дальнейший путь вел эту организацию к народной школе и национальному воспитанию.

Общественные настроения той эпохи отражались в еврейской периодической печати, возникшей в начале 60-х годов. Издания на древнееврейском языке и частью на «жаргоне» (идиш), обращавшиеся к народу, проповедовали «гаскалу» в смысле культуры: обличали суеверие и обскурантизм, доказывали необходимость русской грамоты и общего образования. Издания же на русском языке имели в виду главным образом политическую цель — борьбу за равноправие и защиту еврейства от различных обвинений. Возникшие в 1860 году два еженедельника на древнееврейском языке[54] — виленский «Гакармель» (под редакцией историка С. И. Фина) и одесский «Гамелиц» (А. Цедербаум) — приспособлялись на первых порах к уровню понимания людей, которым еще нужно доказывать пользу общего образования. Впоследствии «Гамелиц» превратился в живой обличительный орган, направлявший свои стрелы главным образом против хасидизма и цадикизма, а иногда дерзавший затрагивать и раввинизм. Выходивший в виде приложения к нему жаргонный еженедельник «Кол-Мевассер» (1862—1871 г.) обращался уже прямо к массе и на доступном ей языке обличал темные стороны старого быта в публицистических статьях и юмористических рассказах. Дальнейшим шагом вперед был ежемесячный журнал «Гашахар», издававшийся Перецом Смоленским с 1869 г. в Вене и читавшийся главным образом в России. Поставив себе двойную задачу: борьбу с фанатизмом темных масс и с национальным индифферентизмом интеллигенции, этот журнал имел большое влияние на умственное развитие молодежи, воспитанной в хедерах и иешивах.

Иешиботская молодежь находила здесь отклики на волновавшие ее думы, училась критически мыслить, отличать вечное от наносного в иудаизме.

Иного типа были журналы на русском языке, обращавшиеся к новой интеллигенции. Здесь формы публицистики были менее эле­ментарны и приближались к высшему европейскому уровню. Перед публицистами трех одесских еженедельников — «Рассвета» (1860), «Снова» (1861) и «Дня» (1869—1871) — лежали готовые образцы За­пада. Риссеры и Филиппсоны служили живыми примерами: надо от­стаивать гражданское равноправие, отражать юдофобские нападки и вместе с тем стремиться к реформе внутреннего быта. Но когда рос­сийские Риссеры приступили к осуществлению этих задач, они на­толкнулись на неодолимые препятствия. Когда «Рассвет», редакти­руемый Осипом Рабиновичем, стал обличать внутренние язвы еврей­ской жизни, на него рассердились робкие еврейские политики, нахо­дившие, что в органе на русском языке неудобно заниматься самооб­личением, а нужно только ратовать за равноправие. Но исполнению этой последней функции мешала русская цензура, которая запреща­ла печатать статьи, требовавшие полной гражданской эмансипации. После года борьбы с цензурою и с финансовыми трудностями «Рас­свет» должен был прекратить свое существование. Сменивший его «Сион» (под редакцией Э. Соловейчика и Л. Пинскера) испробо­вал другую тактику: выяснить правоту еврейского дела путем по­лемики с юдофобами и ознакомления русской публики с историей еврейства, — но и он не прожил полного года. После семилетнего перерыва начал издаваться в той же Одессе еженедельник «День», который имел уже более широкий круг сотрудников из разросшей­ся дипломированной интеллигенции (Оршанский, Моргулис и др.). Новый журнал смелее поднял знамя борьбы за равноправие, но зато ушел дальше своих предшественников в проповеди ассимиляции. Идеалом «Дня» было «полное слияние интересов еврейского на­селения с интересами прочих граждан». Редакция считала еврей­ский вопрос «не национальным, а только общественным, эконо­мическим», который решается простым уравнением в правах «ев­рейской части русского народа» с целым. Одесский погром 1871 года должен был разочаровать писателей «Дня» относительно «елияния интересов», но журнал скоро совсем прекратился вследствие цензурных стеснений. На несколько лет русско-еврейская печать опять умолкла (если не считать издававшегося в Петербурге в 70-х годах ежегодника «Еврейская библиотека» Адольфа Ландау). От нее ушел рядовой читатель-интеллигент, добросовестно исполнявший завет «слияния интересов» и переставший интересоваться еврейством. Лучшая часть интеллигенции ужасалась перед этим ростом индиф­ферентизма в молодом поколении, и в самом конце эпохи (1879 — 1880) были созданы новые, более зрелые органы печати, которым пришлось уже действовать в атмосфере реакции 80-х годов.

Школа и литература приобщали учащуюся еврейскую молодежь к идейным движениям русского общества, и часть этой молодежи естественно втянулась также в русское революционное движение 70-х годов. Участников-евреев влекло туда не только возмущение против длящегося, хотя и смягченного, еврейского бесправия, но и общее недовольство политическим курсом, вылившееся тогда в форму социал-революционного русского «народничества» и увлекшее рус­скую молодежь на путь широкой пропаганды среди крестьян («хождение в народ»). Еврейские студенты или самоучки из быв­ших хедерников и иешиботников «ходили в народ» — русский, а не еврейский, вели революционную пропаганду среди крестьян и рабочих, которых знали только по книжкам. Была сделана только одна попытка создать чисто еврейское социалистическое движение. В середине 70-х годов в Вильне возник революционный кружок, со­стоявший из студентов высших учебных заведений и учеников еврей­ского Учительского института. Полиция выследила членов кружка, одних арестовала, другие успели бежать за границу (1875), Один из эмигрантов, Арон Либерман, очутился в Лондоне в кружке Петра Лаврова, издателя революционного журнала «Вперед». Решив вести пропаганду в еврейской массе, Либерман учредил в Лондоне «Союз еврейских социалистов» (1876). В Вене он под именем Фридмана стал издавать социалистический журнал на древнееврейском языке «Гаэмет» («Правда»). Книжки журнала сначала проникали в Россию, но уже третья книжка была конфискована цензурою (1877). Вскоре Ли­берман в Вене и его единомышленники в Берлине были арестованы