Изабелла Баварская - Александр Дюма

Герцог решил выступить тайно, в ночное время, переправился через Сомму и двинулся навстречу дофинцам, с тем чтобы принять сражение. 31 августа, в одиннадцать часов утра, обе армии находились друг против друга и, остановившись на расстоянии приблизительно трех полетов стрелы одна от другой, изготовились к бою. В войне двух зятьев со своим шурином это было первое крупное сражение с участием молодого герцога, которому не исполнилось еще и двадцати четырех лет.

Прежде чем начать бой, герцог пожелал быть посвященным в рыцари: совершить это посвящение взял на себя господин де Люксембург. После чего герцог тотчас же сам посвятил в рыцари сира Коллара де Ком-мин, Жана де Рубекс, Андре де Виллена, Жана де Виллена и других. Со стороны дофинцев среди прочих были посвящены в рыцари перед этой битвой де Гамаш, Реньо де Фонтэн, Коллинз де Виллекье, маркиз де Серр и Жан Ройо.

Отдав первые распоряжения, герцог Бургундский приказал Филиппу де Савез взять знамя и сто двадцать воинов под командой мессира де Сен-Леже и незаконного сына Русси, чтобы, совершив большой обход, напасть на фланги дофинцев в тот самый момент, когда начнется сражение. Герцог отдал приказ своим военачальникам не двигаться с места и прикрыть маневр этого отряда. И только тогда, когда он увидел, что против него двинулась вся конница дофинцев, он сам закричал: «Вперед!» и сам подал пример своему войску. Местность, разделявшая противников, мгновенно исчезла под ногами лошадей, и две первые линии встретились – встретились с большим шумом: конь столкнулся с конем, человек с человеком, железо с железом; многие в этом первом столкновении были опрокинуты, убиты или тяжело ранены; многие сломали свои копья и тотчас сменили их на мечи или секиры, и началась рукопашная схватка, в которой воины обеих сторон выказали обычную для такого боя ловкость, смекалку и силу.

Одно странное обстоятельство поначалу, казалось, едва не склонило победу в пользу дофинцев: дело в том, что по оплошности бургундцы оставили свое знамя в руках слуги, которому было поручено его нести. Слуга же, не привычный к боевым схваткам, при первом же натиске обратился в бегство и, убегая, бросил знамя на землю.

Многие бургундцы, не видя более своего развевающегося знамени, решили, что герцог взят в плен; фландрский герольд возвестил даже, будто герцог убит, так что слышавшие эти слова мигом разбежались кто куда, а вслед за ними, охваченные паническим страхом, почти пятьсот воинов оставили поле сражения, на котором герцог, желая доказать сопровождавшим его людям, что он достоин рыцарских шпор и памяти своего доблестного отца, вместе с остатками своего войска совершал чудеса героизма.

Дофинцы, увидав, что противник обратился в бегство, отрядили около двухсот человек под командой Жана Ролле и Пьеррона де Луппеля для преследования врага, который, пробежав, не останавливаясь и не принимая боя, шесть лье, у Пекиньи переправился через Сомму.

Все это время главные силы обеих армий твердо удерживали свои позиции, сражаясь доблестно и упорно. Герцог, перешедший в атаку первым, был поражен двумя копьями: одно насквозь пронзило ему оправленное сталью седло, другое, пробив щит, засело в нем так крепко, что герцогу пришлось свой щит бросить. Тогда один очень сильный дофинский воин обхватил герцога руками и попытался стащить его с седла. Под герцогом была могучая боевая лошадь; он повесил шпагу себе на руку, а сам обхватил противника за шею и, пришпорив как следует лошадь, вырвал его из стремян подобно тому, как ураган из земли вырывает дерево; воротясь к своим, он бросил дофинца воинам, которые взяли его в плен.

Еще два человека творили в этом сражении чудеса: со стороны дофинцев это был Потон де Ксантрай, отличившийся затем во время грандиозной осады Орлеана, а со стороны бургундцев – вновь посвященный рыцарь Жан де Виллен, о котором история почти не сохранила других упоминаний. Исполинского роста, защищенный толстой фламандской броней, он сражался на сильной лошади; сломав свое копье, Виллен положил ей поводья на шею, взял в обе руки тяжелую секиру и, как молотильщик на гумно, устремился в ряды дофинцев, валя с ног людей и лошадей, сокрушая ударами тех, чью броню ему не удавалось разрубить, – настоящий гомеровский герой!

Что до Ксантрая, то он открыл перед собою железную стену, которая тотчас закрылась за ним, но это его мало обеспокоило: длинный широкий меч сверкал и свистел в его руках, подобно мечу ангела смерти. Видя, что Ксантрай вторгся в ряды Бургундцев, Жан де Люксембург направил коня ему наперерез в надежде его остановить, но ударом своего страшного меча Ксантрай разрубил ему каску и раскроил поперек лицо чуть пониже глаз. Бургундский военачальник рухнул, подобно статуе, низвергнутой с пьедестала. Ле Мор, воин, следовавший за Ксантраем, уже захватил Жана де Люксембурга в плен, но на помощь подоспел сир де Вифвиль и попытался вырвать его из рук противника. Ксантрай бросился на смельчака, вознамерившегося отнять у Ле Мора его пленника, и первым же ударом меча отсек ему правую руку, защищенную кирасой. Сир де Вифвиль упал рядом с тем, кого попытался спасти, и Ле Мор, которому с двумя пленными трудно было бы справиться, умертвил Вифвиля, вонзив ему под нагрудник кинжал.

Тем временем, видя, какое замешательство внес Ксантрай в первые ряды бургундцев, рыцарь Жан де Виллен двинулся было на него, но толпа, в которую устремился дофинец, сомкнулась за ним, изгладив даже его след, подобно тому как морская волна стирает след корабля на водной глади. Однако, разя своей страшной секирой, Жан де Виллен то и дело вставал на стремена и возвышался над окружающими, так что Ксантрай его заметил.

– Ко мне, дофинец! Ко мне! – кричал ему рыцарь, нанося перед собой все более могучие удары и каждым ударом поражая еще одного вражеского воина. Ибо если оружие его не рубило, как секира, то оно валило с ног, подобно дубине.

Ксантрай пустил своего коня против того, кто бросал ему вызов, но, увидав перед собой целые ряды павших воинов, исковерканные доспехи и каски, рассеченные исполинской рукой, он с прямодушием истинно храброго человека сознался, что на одно мгновение сердце его обуял страх. Он не хотел идти на верную гибель, и поскольку в это время как раз приближался Филипп де Савез с намерением напасть на дофинцев с фланга, Ксантрай устремился прямо ему навстречу. Филипп его заметил и тотчас приготовил копье. Так как в руках у Ксантрая был только меч, Филипп нацелил острие своего копья в самую грудь его лошади; железный наконечник вонзился в нее до самого конца, и смертельно раненное животное опрокинулось на всадника, придавив ему ногу; Ксантраю оставалось лишь сдаться в плен и назвать свое имя.

Эта атака бургундцев решила исход дела. Дофинцы, видя, что Ксантрай упал, сочли, что он уже не сможет подняться, и потому повернули своих лошадей и обратились в бегство. Герцог Бургундский почти два лье преследовал их буквально по пятам, так что и его самого можно было бы принять за беглеца, если бы он с такою жестокостью не разил бежавших. Господа де Лонгеваль и Ги д'Эрли сопровождали его на расстоянии примерно длины копья.

Победа в этот день осталась за бургундцами. Они потеряли всего тридцать человек, дофинцы же убитыми и ранеными потеряли человек четыреста или пятьсот. Вместе с Ксантраем в плен попали многие весьма знатные люди. Сражение это вошло в историю под названием «стычки при Монс-ан-Виме»: несмотря на его размах и последствия, оно не получило наименования битвы, только по той причине, что в нем не развевались королевские знамена.