Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

Пленных, вчерашних разорителей, растерявших всю свою победную спесь, сгоняли в кучу. Свои освобождённые полонянники рвались к ним, готовые рвать их руками и зубами. Святослав, оглядев пленных печенегов, приметил нескольких в богатом платье, решил, что пленные пригодятся, если их собратья нарушат мир и отказал настойчивым просьбам некоторых из воинов отдать степняков на расправу потерпевшим раззор от них русичам.

Полонянники разбредались по домам. Святослав, мысля сделать крюк и заехать в родной Вышгород, передумал и повёл дружину в Киев. В душе надеялся, но не мог подумать, что народ киевский, ранее от него отворачивавшийся, встретит его с радостью и почётом. Как же, теперь было видно, что защитник земли прибыл! Не вышло, может, и к лучшему, тихо проехать в свой терем, вымыться в бане и прибранным навестить больную мать. К княгине он поехал сразу же, не успела улечься пыль на дороге от копыт коней дружины.

В Ольгином тереме не было привычной бытовой суеты, даже конюхи во дворе разговаривали вполголоса, поклонились, узрев князя. Святослав тяжёлыми шагами, гулко отдававшимися в притихшем доме, подошёл к покою, скинул на руки холопке лёгкую дорожную мятель и, волнительно вздохнув, полез в опочивальню.

В полутёмном покое было душно, пахло болезнью и беспомощностью. Святослав приблизился к постели, раздвинул полог из палевой восточной камки. Ольга, увидев сына, улыбнулась доброй материнской улыбкой, с которой её было видеть непривычно. Болезнь иссушила княгиню: заострилось, чуть вытянулось бледное лицо, в полумраке светившееся каким-то неземным светом, в потухших запавших глазах не было уже ни воли, ни власти, истончившиеся персты покоились на шерстяном в клетку покрывале. Святослав, стыдясь материного бессилия, отвёл глаза, прошёл по покою, растворил оконницы, пробурчав:

— Хоть проветрили бы, а то не вздохнуть.

Князь пододвинул к ложу перекидную скамью, сел около матери. Ольга некоторое время не мигая смотрела на сына, будто запоминая, потом разлепила бескровные губы:

— Чую, не встать мне уже, — знаком остановила пытавшегося возразить Святослава, — тяжело умирать, когда содеяно не всё, что задумал в жизни. Слишком короток век человечий. Ты не стал мне подспорьем, но то моя вина. Люди радуются твоему приходу. Видишь, как мало надо сделать. Останешься ли? Знаю, не останешься. Пойдёшь дальше в земли чужие лезть. Такие, как ты, идут вперёд до конца, пока не упадут. Помнишь сказы про Александра из Македонии? Целью его было покорить вечно враждебную Персию, но на этом он не остановился, пока в диких южных лесах не потерял своё войско.

— Я завоевал себе землю, — сказал Святослав, — и собираюсь удержать. Там, в болгарах, моё государство. Мне не нужно чужое, я взял силой то, что мне принадлежит по праву.

Княгиня тяжело сглотнула, указала глазами в сторону столешницы, стоявшей обок ложа:

— Дай попить, сын!

Святослав плеснул из ендовы тёплого взвару в деревянную, оделанную по краям серебром чашу, подал в ослабевшие Ольгины руки.

— Видишь, какая я стала, — молвила княгиня, отдавая чашу и откидываясь на подушки. —Всё, край мне. Умирать страшно, но и жизнью моей я мешаю, потому молю Бога, чтобы поскорее в мир иной отойти. Пока жива я — Ярополка в моё место не примут, потому прошу, сын, тебя, чтобы остался ты, пока не умру, землю без князя нельзя оставлять.

«Нельзя», — отозвалось в голове Святослава и вспомнился почему-то оставленный Переяславец. Забирая оттуда дружину, думал, что вскоре вернётся, а теперь Волку придётся одному ухитриться совладать с народом, возмущавшимся строительством новой крепости. Никифор Фока мирится с Петром, а разумный Сурсувул не упустит возможности выбить болгарскую почву из-под ног русов. Ох, не вовремя всё! Будто невидимая рука творила заговор против Святослава. Сначала печенеги, посланные ромеями, теперь умирающая мать-княгиня, не уважить просьбу которой не можно.

Завертелись шустрыми волчками мысли: Ратше грамоту слать надобно, чтобы настороже был. Что можно ещё сделать? Собрать рать и послать в Переяславец. Но против кого? Нет угрозы явной пока не от болгар местных, ни от ромеев. Не поймут и не позволят бояре киевские, что осмелели перед Святославом, когда ясно стало, что Ольга при смерти, а Ярополк в её место будет и навряд ли жалует отца. Ольга, внимательно смотря в лицо сына, будто прочитала его мысли, сказала:

— Не верным ты путём идёшь, неугомонный мой сын. Византия пока ещё сильнее нас и не даст усидеть тебе на новой земле твоей. Будет нескончаемая рать и много напрасных смертей. Свою землю поднимать и крепить надо. Даже зверь сначала роет себе крепкую нору, прежде чем отправиться на охоту. А ты увидел, как слабы мы перед нашествием врага, а ведь может прийти враг и посильнее. Уходя, не оставляй землю не устроенной. Ярополк смышлён и я уверена в нём, если советчики не подгадят. Вот только слово с тебя пред одром смертным взять хочу: обещай, что если не сбудутся чаяния твои, то не будешь ты под сыном старшим стола искать.

Такое обещание было дать легче. Права была княгиня: Святослав шёл только вперёд и не оглядывался никогда, а потому и не боялся, что когда-либо потеряет Болгарию. Но судя по твёрдому взгляду матери, она много значения придавала именно этому слову князя, и, острожев ликом, Святослав произнёс:

— Обещаю тебе, что передам княжение над Киевом, Вышгородом и прочими русскими землями Ярополку и которы с ним никакой затевать не буду из-за этого. Клянусь богами нашими, и пусть поразят меня стрелы Перуна, если я первым клятву свою нарушу.

Лязгнуло вытаскиваемое из ножен лезвие меча (по привычке забыл отдать стремянному), и князь приложился устами к прохладному крепкому железу.

— Аминь! — отозвалась Ольга, принимая клятву. Резкие складки в углах губ разгладились, будто некая тяжесть отпустила княгиню. После недолгого, будто торжественного, молчания она снова заговорила:

— Возможно, я была несправедлива к родичам своим — Бог простит меня, но не хочу тянуть с собою грехи, которые можно исправить. Пусть Малуша вернётся в дом из Будутина.

Святослав невольно наклонился над матерью, не совсем поверив сказанному, и ответил не сразу, когда Ольга произнесла:

— Настало время ввести Владимира в наш род.

Хорты захлёбывались лаем, едва не срываясь с поводов, которыми оттаскивали их выжлятники. Затравленный тур-трёхлеток, набычившись, водил в стороны головой, увенчанной тяжёлыми рогами. Святослав соскочил с коня, принял из рук стремянного рогатину. Перехватив поспособнее, шаг за шагом приближался к зверю. Тур перестал махать рогами, будто поняв, что перед ним самый главный и опасный враг, широко раздув ноздри, испустил, будто боевой клич, громкий трубный рёв, заставивший на некоторое время замолчать псов. Святослав посмотрел в налитые кровью злые глаза быка, молча попросил у него прощения. Два воина, зверь и человек, на мгновение застыли друг против друга, будто оценивая силы.