Лицо в темноте - Нора Робертс

Бев приняла его с радостью и, когда они стали одним целым, заплакала. Прикоснувшись губами ко рту Брайана, она почувствовала вкус его слез.

Потом они лежали молча. Бев уткнулась лицом ему в плечо, дивясь, как же все просто. Минуло почти двадцать лет, половина жизни прожита без него. И вот он здесь, под ее ладонью стучит его сердце.

— Все как прежде, — сказал Брайан, Словно читая ее мысли. — И в то же время по-другому.

— Я не хотела этого, прилагала столько усилий, чтобы быть подальше от тебя. — Подняв голову, Бев заглянула ему в глаза. — Я не хотела любить так сильно.

— По-настоящему хорошо мне было только с тобой. Больше не проси отпустить тебя.

Она смахнула с его лба волосы, тронутые первой сединой.

— Я всегда боялась, что ты не очень нуждаешься во мне. Во всяком случае, не так, как я нуждаюсь в тебе.

— Ты ошибалась.

— Знаю. Мы потеряли много времени, Брай. Я хочу, чтобы ты вернулся домой.

Они провели ночь в этой старой кровати, разговаривая, занимаясь любовью. Когда зазвонил телефон, Брайан ответил только потому, что не было другого способа прервать звонки.

— Брайан Макавой?

— Слушаю вас.

— Это Майкл Кессельринг. Я давно пытаюсь связаться с вами.

— Кессельринг. — Он сразу пожалел, что произнес фамилию вслух, ибо лежащая рядом Бев напряглась. — В чем дело?

— Эмма.

— Эмма? — Брайан сел, чувствуя, как пересохло во рту. Бев сжала его плечо. — Что случилось?

Лучше говорить сразу. Майкл знал это по опыту, но сейчас было трудно подбирать слова.

— Она в больнице. Здесь, в Лос-Анджелесе. Она…

— Несчастный случай?

— Нет, ее очень сильно избили. Я объясню при встрече.

— Избили? Эмму избили? Ничего не понимаю.

— Врачи ею занимаются. Они сказали, что с ней все будет в порядке, но ей нужны вы.

— Мы выезжаем. Бев уже одевалась.

— Что случилось?

— Не знаю. Она в больнице в Лос-Анджелесе. — Брайан вы ругался, борясь с пуговицами рубашки.

— Вот. — Бев моментально справилась с ними. — Все будет в порядке, Брай. Она крепче, чем выглядит.

Он только кивнул и на мгновение прижал ее к себе.

Темнота и боль. Она разливается по телу, теплым красным океаном накрывает ее, давит, не пропуская воздух и свет. Эмма старалась подняться над ней или опуститься под нее. Однако не могла обмануть эту ноющую боль. Ее она способна вытерпеть. Но не темноту, не тишину.

Эмма попыталась шевельнуться, но, когда осознала, что не имеет понятия, стоит она, сидит или лежит, ее охватила паника. Она не чувствовала ни рук, ни ног, только выматывающую боль. Она пыталась заговорить, позвать кого-нибудь, все равно кого. Мысленно кричала, но никто ей не отвечал.

Эмма знала, что ее били, помнила, как на нее смотрел Дрю. Возможно, он еще здесь, следит за ней, ждет в темноте. На этот раз он… Возможно, она уже мертва.

Теперь она чувствовала не только боль. Она чувствовала гнев. Ей не хотелось умирать. Застонав от отчаяния, Эмма напрягла все силы и волю, чтобы открыть глаза. Наверное, веки просто зашили.

Чья-то рука коснулась ее волос. Эмма ощутила это слабое прикосновение, и к боли тут же примешался ужас.

— Спокойно, Эмма. Все хорошо. Успокойся.

Это не Дрю. Не его голос, не его прикосновение.

— Ты в безопасности. Обещаю.

Майкл. Ей захотелось произнести имя вслух, поблагодарить за то, что она в темноте не одна. Что жива. Но Эмму опять накрыла темно-красная волна.

Большую часть ночи она тонула и всплывала. Майклу сказали, что она будет крепко спать, однако ее страх боролся со снотворным. Майкл чувствовал, что этот страх выплескивается из нее каждый раз, когда Эмма всплывает на поверхность.

Он разговаривал с ней, час за часом повторяя одни и те же заверения. Его голос или слова, кажется, успокаивали Эмму, поэтому он сидел рядом, смотрел на нее, держал за руку.

Ему хотелось сделать что-то еще. Ни его подготовка, ни годы службы в полиции не научили его терпению. Беспомощно сидеть рядом, когда любимая женщина ведет молчаливую борьбу. Ее нежное лицо изуродовано, стройное тело покрыто ссадинами.

Врачи заверили, что она не умрет. О тяжести повреждений можно будет судить позднее. А сейчас он может только ждать. И сожалеть.

Если бы он в нужный момент поднажал, то смог бы уговорить ее рассказать о том, насколько плохи дела. Ведь он же полицейский, черт возьми, и знает, как получить информацию.

Но он отступил, желая предоставить ей время и дать возможность успокоиться. Господи, он оставил ее, когда нужно было взять ее под охрану. Он далией время, когда нужно было немедленно запрашивать в Нью-Йорке ордер на арест.

И потому, что Майкл не выполнил свой долг, а позволил вмешаться чувствам, Эмма теперь лежит в больнице.

Он оставил ее только раз, когда из Нью-Йорка прилетели Марианна с Джонно.

— Майкл, что случилось?

Тот потер глаза руками. Свет в коридоре ослепил его.

— Латимер. Похоже, он проник в ее номер.

— О боже! — Марианна стиснула плюшевую собачку. — Насколько плохо обстоят дела?

— Очень плохо. Он сломал ей три ребра, вывихнул плечо. У нее травмированы внутренние органы, синяки и ссадины даже не берусь считать… Врачи говорят, что хирургического вмешательства не потребуется.

— Где этот ублюдок? — процедил Джонно, глядя на закрытую дверь.

— Мертв.

— Хорошо. Мы хотим взглянуть на нее.

Майкл уже и так надоел врачам, но, воспользовавшись своим значком, он все-таки уговорил их впустить Марианну и Джонно в палату.

— Идите к ней, а мы с сиделкой подождем в коридоре. — Он тоже посмотрел на закрытую дверь. — Эмме дали успокоительное.

Пока их не было, Майкл перебирал в памяти все дневные события, пытаясь определить, мог ли он что-нибудь изменить. Дело во времени. Если бы он взломал дверь на пять минут раньше, может, все было бы по-другому.

Увидев выходящих из палаты, Майкл встал и уступил Марианне свой стул. Глаза у нее покраснели, но он решил, что она справится.

— Я не должна была оставлять ее одну.

— Ты ни в чем не виновата, — сказал Джонно.

— Не виновата. Но я не должна была оставлять ее одну.

Не обращая внимания на запрещающую надпись, Джонно зажег сигарету и передал Марианне.

— В самолете Марианна рассказала мне все. Полагаю, ты знаешь, что этот Латимер больше года издевался над Эммой.