Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019 - Кира Долинина

27 ноября 2003

Дареному коню в зубы смотрели очень внимательно

Выставка «Дар Марата Гельмана», ГРМ

Петербург Марату Гельману не идет. Да и Марат Гельман Петербургу тоже. Господин Гельман для нас слишком активен, слишком громкоголосен, слишком напорист. Он подчеркнуто не петербургская фигура. И, к счастью, не стремится ею стать. Он завоевывает Питер именно в качестве Чужого, и именно такому захватчику Питер готов сдаться почти без боя.

Русский музей допустил к себе Марата Гельмана в 2000 году, когда тот был уже во всей своей галерейной и политтехнологической силе: галерист открыл Питером путешествие по России мегапроекта «Искусство против географии». От той громадной выставки в музее осталась не только память, но и материальные доказательства.

Вещи для будущего дара отбирали кураторы музея, и, уж поверьте, отбор был сделан не по принципу скромности. В июне 2001 года отношения были оформлены официально – Гельман передал в дар Русскому музею пятьдесят девять работ. Среди них произведения лучших из лучших гельмановской империи: Виталия Комара и Александра Меламида, Олега Кулика, Дмитрия Гутова, Авдея Тер-Оганьяна, Валерия Кошлякова, Татьяны Назаренко, Елены Китаевой, южнорусской и грузинской школ. То есть было взято понемногу из практически всех самых известных проектов галереи.

Интересы обоих участников альянса очевидны. Для галереи Гельмана это акт повышения статуса. Для него лично – переход от частной роли одного из ведущих российских галеристов в ранг первого и пока единственного галериста-мецената, сотрудничество Русского музея с которым не ограничивается одной выставкой, а перерастает в большую программу. Для коллекции – перевод отобранных (действительно лучших) вещей в разряд вечных ценностей, национального достояния, каковыми являются все попавшие в музей экспонаты. Русскому музею это сотрудничество дает возможность разом пополнить свое собрание произведениями, которые стараниями Марата Гельмана и его галереи уже вошли в историю русского искусства, но требуют музеефикации, то есть помещения в контекст родственных и не очень явлений и направлений. А то, что Русскому музею предлагался свободный выбор из предлагаемого к дарению, поставило кураторов музея в очень выгодные условия: новые вещи не меняют концепцию собрания Русского музея.

Два года подаренные вещи отстаивались, лишь изредка вливаясь в выставочные проекты Русского музея. Сегодня они получают свои залы в Мраморном дворце. Строгой экспозиции здесь тоже не будет – вещи будут меняться местами, чтобы была возможность показать как можно больше. Но и на этом скитания гельмановских даров не закончатся. Окончательное омузеивание произойдет тогда, когда вещи из коллекции Гельмана смешаются в соседних залах с работами в Музее Людвига в Русском музее – то есть из дара Марата Гельмана перейдут в разряд обычных единиц хранения. За этой обычностью – вечность. Ведь именно из вещей из дара Ирены и Петера Людвиг, из собственных покупок музея, из даров художников и теперь из дара Марата Гельмана сложится то, что на сегодняшний день является единственным реальным Музеем современного искусства в России. Музеем, в котором есть уже почти все, что необходимо иметь, а если и нет, то это не мешает музею уже быть реальностью. Гельмановские дары придадут этой структуре новые оттенки: немецкий экспрессионизм поставят рядом с буйными «южнорусскими» художниками, «мемориальная комната» «дела Тер-Оганьяна» вполне может стать параллелью шкафам и квартирам Ильи Кабакова, роскошно-изобретательное «Бедное искусство», сделанное из чего попало, будет выглядеть наследником поп-арта, а иронические опусы Дмитрия Гутова, Владимира Дубосарского с Александром Виноградовым или Валерия Кошлякова – прямыми потомками любимых Людвигами соц-артистов. А может, кураторы Русского музея сочинят из этих же слагаемых другую историю. В любом случае со вчерашнего дня это уже история искусства.

28 октября 1995

Русский музей наконец-то заработал

О самофинансировании культурных институций (в соавторстве с Алексеем Тархановым)

Череда больших и маленьких скандалов потрясла в этом году государственные культурные институты. Начинаясь в сфере административной, а то и в криминальной, они с удивительным постоянством начали привлекать внимание к финансовой деятельности музеев, театров, библиотек. Это обозначило некоторую новую ситуацию: в сфере традиционного государственного искусства, оказывается, есть что делить.

Чисто криминальная история

Первый удар по престижу музея нанесла история с похищением рисунков Павла Филонова. Рисунки в музейных фондах оказались копиями, а подлинники были проданы в коллекцию Музея современного искусства парижского Центра Помпиду. В мае и июне на разных пресс-конференциях об этом говорили чиновники ФСБ и дирекция музея. Газеты выступили в жанре «доколе?», скандал вышел громкий, что не помешало трезвым наблюдателям понять: речь идет никак не о правиле, а о явном исключении. Согласимся с ними, и тогда в этой статье история с Филоновым заслуживает лишь упоминания.

Меж тем еще за месяц до первого громкого «доколе?» в петербургские оперативные сводки попало странное ограбление. У гражданина Германии (с 1982 года), русского художника Йозефа Киблицкого неизвестные отобрали в подъезде 80 тысяч долларов и 40 тысяч немецких марок. Этот печальный факт привлек бы скорее внимание отдела происшествий и преступности, если бы петербургские журналисты не объявили, что Йозеф Киблицкий – заместитель директора ГРМ, что он действует совместно с другим заместителем, Евгенией Петровой, и что украденные деньги предназначались музею. Что вызвало, понятно, нервную отповедь администрации. В экстренном внутреннем циркуляре, озаглавленном «Вниманию сотрудников Государственного Русского музея», администрация наконец-то объяснила сотрудникам то, что, казалось бы, всем в музее давно должно быть известно. А именно что «Й. Киблицкий работает с ГРМ на основе договора от 1 ноября 1994, заключенного сроком на один год в качестве консультанта… приносит музею большую пользу… особенно в сфере издательской деятельности и организации зарубежных выставок… г-н Киблицкий ввозил деньги совершенно легально, оформив ввоз на таможне, для расчета с многочисленными подрядчиками вне музея» («Принять на еженедельном рабочем совещании администрации 17.05.95»). Принято.

Чисто музейная история

До середины 1980‐х годов Государственный Русский музей находился в подчинении Министерства культуры РФ. И, в отличие от Эрмитажа или ГМИИ, сам не занимался организацией выставок за рубежом. Результат – во-первых, отсутствие опыта и связей, необходимых для успешной международной выставочной политики, и, во-вторых, незаинтересованность западных музейщиков в контактах с ГРМ. Просто потому, что его мало знали.

Спрос на русский авангард существенно изменил ситуацию. Русский музей, обладающий одной из лучших коллекций классического русского авангарда, стал желанным партнером для крупнейших музеев мира. С 1993 года наблюдатели отметили почти лихорадочную активизацию его деятельности на Западе. В течение последних лет сборные и персональные экспозиции, на которых можно было увидеть работы Малевича, Кандинского, Шагала из собрания ГРМ, гастролируют по всему миру, посещая разные по качеству залы и музеи. Годовые отчеты ГРМ свидетельствуют, что с 1993 года персональные экспозиции Малевича переезжали по крайней мере шесть раз; Шагала – четыре раза; сборные экспозиции художников 1910–1930‐х в различных комбинациях – тринадцать раз.