Дар волка - Энн Райс

Первыми его услышали собаки во дворах, залаяв еще яростнее, захлебываясь, подвывая. На фоне усилившегося шума Ройбен и сам стал звать громче.

Медленно двинулся на восток, вне досягаемости облавы, уверенный в том, что у мальчишки хватит ума сделать то же самое. К западу отсюда были густонаселенные кварталы Санта-Розы, а к востоку — лес.

— Стюарт. Иди ко мне.

И наконец сквозь перекрученные ветви деревьев он увидел отблеск глаз.

Ринулся туда, к этим блестящим глазам, снова произнося имя — Стюарт, словно низкий гул колокола во мраке.

И услышал плач мальчишки.

— Бога ради, помоги мне!

Его правая рука метнулась вперед, и он обхватил Мальчика-волка за плечи, с изумлением поняв, что тот практически не меньше него самого, и силы у него тоже не меньше. Они быстро двинулись прочь по толстым ветвям дубов.

Неслись по верхам заросших деревьями дворов и, наконец, остановились в кромешной темноте. Впервые Ройбен почувствовал изнеможение, находясь в волчьем обличье. Откинулся на ствол дерева, шумно дыша, изнемогая от жажды, пытаясь почуять запах воды. Мальчик-волк прижался к нему, будто боясь сдвинуться с места хоть на дюйм.

С покрытого темно-коричневой шерстью волчьего лица глядели светло-голубые глаза, большие. Воротник на шее был светлее, с прядями белого меха. Он молча глядел на Ройбена, ничего не спрашивая, ничего не требуя, полностью ему доверяя.

— Надо уводить тебя отсюда, — сказал Ройбен, таким низким голосом, что обычный человек и не понял бы его слов, но он инстинктивно понимал, что мальчик в состоянии слышать то, что не услышит никто другой.

Последовал ответ таким же низким раскатистым голосом.

— Я с тобой.

Лишь слабый оттенок боли и отчаяния, человеческого. Умеют ли звери плакать по-настоящему? Может ли животное рыдать или смеяться?

Они быстро спустились на склон холма и в глубокий кювет, пробираясь сквозь папоротники, один за другим. И Ройбен снова обнял Мальчика-волка, прижав к себе.

— Здесь безопасно, — тихо сказал он ему на ухо. — Будем ждать.

Каким естественным выглядел для него этот Мальчик-волк, со своими огромными плечами, покрытыми мехом, шелковистой шерстью на предплечьях, роскошной гривой, поблескивающей в свете луны, пробивающемся сквозь тучи. Этот свет действительно проникал сквозь тучи, рассеиваясь вокруг и отблескивая миллионами искорок на каплях дождя.

Ройбен открыл рот и подставил пересохший язык под дождь. Принюхался, пытаясь найти воду в достаточном количестве. Вон там, в глубокой луже в нескольких метрах от них, среди корней гниющего дерева. Ринулся туда, на четырех, и принялся жадно лакать вкуснейшую воду, быстро, как только мог. Потом сел и знаком показал Стюарту, чтобы тот сделал то же самое.

Во тьме не было слышно почти ничего, а слышимые звуки не предвещали опасности.

Небо начинало светлеть.

— Что теперь будет? — в отчаянии спросил Стюарт.

— Через час, или даже раньше, ты превратишься обратно.

— Прямо здесь? На этом месте?

— Нам помогут. Положись на меня. Дай-ка прислушаться, дай попробовать учуять запах человека, который за нами приедет. На это нужно время.

Впервые за всю свою жизнь Ройбен не хотел увидеть восход солнца.

Прижался к гнилому стволу дерева и прислушался, крепко сжав лапу мальчишке, чтобы тот сохранял тишину.

Он понял, где она!

Неблизко, да, но он уловил ее запах и голос. Лаура, какая же ты умница. Она пела песню, ту самую, что пел он в ту ночь, когда они встретились.

«Это дар — быть простым, это дар — быть свободным…»

— За мной, — сказал он Стюарту и пошел обратно, в сторону команды, ведущей поиски, да, к свету фонарей, да, но навстречу Лауре, все быстрее. И она ехала быстрее, постепенно приближалась, а потом он увидел серую полосу дороги, по которой она ехала.

Они побежали вдоль дороги, вместе, и вскоре оказались рядом с машиной. Ройбен припал к земле, рядом с капотом джипа, проводя когтями по лобовому и дверному стеклам, и она резко остановила машину.

Стюарт стоял, будто парализованный. Ройбену пришлось силой усадить его на заднее сиденье.

— Пригнись, — сказал он. — Едем домой, — обратился он к Лауре.

Джип зарокотал мотором, набирая скорость. Лаура сказала парню, что сзади есть одеяла, пусть он прикроется как можно лучше.

Ройбен приказал себе превращаться. Откинулся в изнеможении на спинку кресла, позволяя волнам превращения прокатываться по его телу. Никогда ему еще не было так трудно отказываться от волчьей шкуры, отказываться от силы, отказываться от способности чуять запахи опасности.

Небо внезапно приобрело серебристо-дымный цвет, дождь заливал темно-зеленые поля вдоль дороги, и он почувствовал, что может крепко уснуть прямо сейчас. Но на это нет времени. Он натянул рубашку-поло и фланелевые штаны, тапки, потер лицо ладонями. Кожа не желала превращаться, зудела. Он чувствовал себя так, будто все еще бежит по лесу. Будто слез с велосипеда, проехав весь день, и идешь с ощущением, что продолжаешь крутить педали, ноги вверх-вниз, вверх-вниз.

Он обернулся и поглядел назад.

Мальчик-волк лежал, накрывшись грубым армейским одеялом, глядя на Ройбена большими голубыми глазами, блестящими на покрытом лоснящимся коричневым мехом лице.

— Ты! — сказал Мальчик-волк. — Так это ты!

— Да. Я тот, кто сделал это с тобой, — ответил Ройбен. — Я тот, кто передал тебе Хризму. Я не собирался делать этого, я хотел лишь убить людей, пытавшихся убить тебя. Но я сделал это.

Глаза все так же глядели на него, неотрывно.

— Я убил отчима, — сказал Стюарт низким звучным голосом. — Он бил мою маму, таскал ее за волосы по дому. Сказал, что убьет ее, если она не подпишет бумаги на мое принудительное лечение. Нет, нет, нет, говорила она. У нее уже в волосах кровь была. Я убил его. Разорвал его на части.

— Надо думать, — сказал Ройбен. — Ты сказал матери, кто ты?

— Боже, нет!

Джип притормозил и вильнул, объезжая другую машину, и снова начал набирать скорость, выходя в левую полосу.

— Куда мне теперь идти? Где мне теперь прятаться?

— Этим я займусь.

Они ехали на север по шоссе 101 под свинцово-серым небом, когда Стюарт начал превращаться.

Это заняло у него минут пять, Ройбен засек. Не слишком много.

Парень задрожал, склонив голову и уперев локти в голые колени. Его лицо было прикрыто светлыми вьющимися волосами. Он пытался что-то сказать, судорожно дыша, но звуки не складывались в слова.

— Я думал, что уже никогда не стану прежним, — наконец смог выговорить он. — Думал, это теперь навсегда.