Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер
Шрифт:
Интервал:
Иб, который никогда лично не встречался с Бестом, сообщил начальнику гестапо, что брат его слишком зарвался, но виновен только в «салонном коммунизме», то есть баловался левой политикой, но серьёзно ни в чём не участвовал (это было справедливое замечание, но Фройхену едва ли понравилось бы услышать его от своего брата). После трёхдневного ожидания Бест согласился освободить Фройхена. Его выпустили вместе с ещё девятью сокамерниками, чтобы не казалось, будто к нему проявили особое отношение[35].
Когда Фройхен узнал, как именно организовали его освобождение, ему стало так стыдно, что он выдумал альтернативную версию событий. Он всегда любил преувеличивать, рассказывая о своих приключениях, но основные факты не трогал – здесь же тот редкий случай, когда Фройхен попросту соврал. В своих датских мемуарах он упоминает освобождение из Хёвельте только вскользь, в нескольких фразах и едва не комическим тоном заявляет, что улизнул, пока стража не видела. А в англоязычных мемуарах, предназначенных для американской аудитории, он и вовсе нагло выдумал себе целый героический побег, потому что самолюбие его не могло вынести правды.
Фройхен уверяет, что лежал без сна у себя в камере и слушал вой сирен, как вдруг раздался взрыв и во все стороны полетели пыль и обломки кирпичей. Поднявшись с пола, Фройхен не слышал ничего, кроме оглушительного звона в ушах. Он попытался прийти в себя. В воздухе висело густое облако пыли, но всё же он сумел разглядеть, что взрывом проделало дыру в стене. Выглянув наружу, он увидел, что на плацу стоят бойцы Сопротивления и жестами просят его поторопиться. Выбравшись во двор, Фройхен протиснулся сквозь дыру, которую подпольщики вырезали в ограде. Тут ему дали велосипед, любимое в Дании средство передвижения, и все уехали в безопасное место. Бойцы Сопротивления объяснили ему, что запустили фальшивую сирену, чтобы немцы спрятались в бункере, и взорвали стену. Оказавшись на свободе, Фройхен, по его словам, долго скрывался.
На самом деле после вмешательства Иба Фройхен вернулся к себе домой в Лангкиаргор. Магдалене там не было: по всей видимости, с ней случился нервный срыв, и она на время переехала к родным. Зато Пипалук была дома, и Фройхен с дочерью сели обдумывать, как быть дальше. Здесь истинные события уже совпадают с записками Фройхена и подтверждаются внешними источниками.
После неприятного приключения Фройхена они с Пипалук решили, что лучше всего бежать из Дании. Следующие несколько дней отец и дочь провели, никуда не выходя из дома и продумывая план, как добраться до нейтральной Швеции. Фройхен, который принял у себя на Энехойе стольких беженцев, теперь становился беженцем сам. Теперь его будут допрашивать на границе – теперь в нём будут видеть очередную обузу для государства.
Наконец Петер и Пипалук устроили побег в Швецию на корабле (Магдалене добралась до Швеции самостоятельно). Но прежде чем отправляться в дорогу, Фройхен решил, что ему нужна маскировка. Нелепое предложение – замаскировать одноногого великана! Но пришлось. Как ни сложно Фройхену было с этим смириться, в том числе нужно было сбрить бороду. Это причинило ему не только физическую боль (сказывалось обморожение), но и душевную. Всклокоченная борода давно стала символом его жизни, полной приключений. Всякий раз, как о нём писали в газете или журнале, обязательно упоминали эту деталь его внешности, давая бороде такие эпитеты, как «длинная», «лёгкая» или «дикая» – любой такой эпитет можно было отнести к нему самому. Теперь Фройхен страшился, что теряет часть себя.
Существовала и другая, более эгоистичная причина, почему Фройхен не хотел сбривать бороду. До ареста одна компания, производившая бритвенные лезвия, предложила ему 10 000 крон[36], если он побреется, используя их продукт. Фройхен раздумывал, не согласиться ли, но теперь, после тюрьмы, пришлось оставить эту фантазию. Да и к приличному цирюльнику Фройхен тоже не мог пойти. Покинув Лангкиаргор, они с Пипалук остановились у своего друга-дантиста, «в пыточной, где гестапо уж точно не придёт в голову меня разыскивать», – шутил Фройхен. Там ему и пришлось побриться. Это выбило его из колеи – а вот некоторые журналисты нашли это забавным. Один заголовок в Associated Press саркастично заявлял: «Датчанин сбежал от нацистов, но потерял бороду».
* * *
Через некоторое время отец и дочь приехали в порт Копенгагена, где стоял корабль, на котором они должны были тайно отправиться в Швецию. Грузовик, вёзший их по улицам, полз как черепаха, чтобы не привлекать лишнего внимания. Прибыв в порт, они спешно скрылись в трюме корабля и там спрятались каждый в свой контейнер. В других контейнерах прятались ещё пятеро беженцев, но Фройхен ни одного из них не знал лично. Когда заколотили последний контейнер, корабль, минуя стаю немецких патрульных судов, вышел в открытое море.
В дороге измождённый Фройхен то и дело забывался сном. Иногда его будила боль в ноге или случайный гвоздь, коловший через ботинок. В контейнере было тесно, почти так же тесно, как двадцать с лишним лет назад под нартами, где он застрял и отморозил себе ногу: ещё одна поворотная точка в его жизни. Когда корабль наконец вошёл в шведские воды, куда немцы не совались, кто-то вскрыл его контейнер ломом, и в тёмное пространство ворвался яркий свет. «Никогда не забуду, как чудесно было глотнуть свежего воздуха, когда нас наконец выпустили», – вспоминал Фройхен.
Беженцев высадили на Вене, маленьком островке, где их встретила шведская береговая охрана. Оттуда их развезли в разные убежища по всей стране. Прибытие Фройхена было достаточно громким, чтобы попасть в газеты. «Фройхен, полярный исследователь, сбежал в Швецию», – передавало одно информационное агентство. Это никак не помогало инкогнито Фройхена – и ставило вопрос, как же репортёры узнали, что он в Швеции? Может, они просто узнали его – а может, он сам где-то проговорился. Так или иначе, в Швеции надо на что-то жить, и придётся пользоваться известностью.
Петера и Пипалук привезли в Стокгольм. Там они сняли квартиру, в которой через два месяца, в мае, к ним присоединилась Магдалене. Встреча, однако, была не радостная. В письмах Кенту Фройхен сообщает, что отношения его с женой совсем испортились и теперь были только номинально супружескими. В письме сестре Элли Фройхен ещё более откровенен и отзывается о
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!