Цикл оборотня - Стивен Кинг

Осталась ли сзади на Зубах легкая ржавчина от крови парня?Хогану показалось, что он что-то видит, но, может, это просто падала тень.

– Я их берегла, потому что Скутер сказал, что у вас естьмальчик.

– Да, – кивнул Хоган и подумал: «У мальчика пока что естьотец. И я знаю, почему. Интересно, шли ли они пешком на этих маленькихоранжевых ножках через пустыню потому, что это их дом… или потому, что оникак-то знали то, что знал Скутер? Рано или поздно человек, живущий разъездами,обязательно возвращается туда, где был хоть раз, так же как убийцу тянет наместо преступления?»

– Что ж, если они вам нужны, они ваши, – сказала она.Какой-то миг это звучало торжественно… а потом она рассмеялась. – Черт, я быих, наверно, выбросила, если б не забыла. Конечно, они по-прежнему поломаны.Хоган повернул ключик, торчащий из челюсти. Он дважды провернулся с легкимщелчком и безжизненно обвис в скважине. Сломаны. Разумеется, они были сломаны.И будут, пока сами считают нужным. Дело не в том, как они вернулись сюда, азачем. Вопрос: что им нужно?

Он опять сунул палец в эту белую стальную ухмылку ипрошептал:

– Кусайте меня – хотите?

Зубы только стояли на холодных оранжевых ножках и скалились.

– Похоже, они не разговаривают, – заметила миссис Скутер.

– Нет, – подтвердил Хоган и вдруг поймал себя на том, чтодумает о мальчишке. О мистере Брайане Адамсе из Ниоткуда, США. Сейчас полнотаких мальчишек. И таких взрослых. Они, как перекати-поле, кишат вдоль дорог,всегда готовые забрать у вас бумажник, сказать: «Отсоси, дорогой» – и убежать.Можно не подвозить никого (он так и делал), можно поставить охранную систему вдоме (и это он сделал, но все равно вокруг жестокий мир, где самолеты иногдападают с неба и сумасшедшие способны появиться где угодно, так что небольшаядополнительная страховка никогда не помешает. В конце концов у него есть жена.И сын.

Было бы неплохо, если бы у Джека на столе стояли КитовыеКусачие Зубы. На всякий случай. Просто на случай.

– Спасибо, что сохранили их, – сказал он, осторожно поднимаяКусачие Зубы за ножки. – Думаю, мой пацан будет в восторге, хоть они иполоманы.

– Спасибо скажите Скуту, не мне. Дать мешок? – Онаухмыльнулась. – У меня пластиковый, точно без дырок.

Хоган покачал головой и сунул Кусачие Зубы в карман куртки.

– Повезу их так, – сказал он и улыбнулся ей. – Так удобнее.

– Дело ваше. – Когда он направился к двери, она крикнула:

– Постойте! Я вам сделаю классный сэндвич из курицы ссалатом!

– Не сомневаюсь, спасибо, – сказал Хоган. Он спустился поступенькам и с минуту постоял на ярком солнце пустыни, весело улыбаясь. Он былвесел – очень весел в эти дни. Он начинал думать, что так и надо жить – весело.Слева от него Во-ок – удивительный миннесотский койот – встал на ноги, просунулморду через прутья клетки и залаял. В кармане Хогана Кусачие Зубы щелкнулиразок. Звук был негромкий, но Хоган его услышал… и почувствовал, что онидвижутся. Он похлопал по карману.

– Спокойно, ребята, – сказал он.

Он неторопливо зашагал по двору, уселся за руль нового«шевроле» и покатил в Лос-Анджелес. Он обещал Лите и Джеку быть дома к семи,самое позднее – к восьми, а он был их тех, кто выполняет обещания.

Как-то я вернулся домой из брокерской фирмы, в которойработаю, и нашел на обеденном столе письмо – а вернее, записку – от моей жены ссообщением, что она уходит от меня, что ей необходимо некоторое время побытьодной и что со мной свяжется ее психотерапевт. Сидел на стуле у обеденногостола, вновь и вновь перечитывая короткие строчки, не в силах поверить.Помнится, около получаса у меня в голове билась одна-единственная мысль: «Ядаже не знал, что у тебя есть психотерапевт, Диана».

Потом я поднялся, пошел в спальню и огляделся. Ее одежды небыло (если не считать подаренного кем-то свитера с поблескивающей поперек грудинадписью «ЗОЛОТАЯ БЛОНДИНКА»), а комната выглядела как-то странно, неряшливо,будто ее обыскивали, ища что-то. Я проверил свои вещи – не взяла ли оначего-нибудь. Мои руки казались мне холодными и чужими, словно их накачалитранквилизатором. Насколько я мог судить, все, чему следовало там быть, тамбыло. Я ничего иного и не ждал, и тем не менее комната выглядела странно,словно она ее дергала, как иногда в раздражении дергала себя за кончики волос.

Я вернулся к обеденному столу (который занимал один конецгостиной – в квартире ведь было всего четыре комнаты) и перечел еще раз шестьадресованных мне фраз. Они остались прежними, но теперь, заглянув в странновзъерошенную спальню, в полупустой шкаф, я был уже на пути к тому, чтобы имповерить. Она была ледяной, эта записка. Ни «целую», ни «всего хорошего», нидаже «с наилучшими» в заключение. «Береги себя» – такой была максимальнаястепень ее теплоты. И сразу под этим она нацарапала свое им».

«Психотерапевт». Мои глаза снова и снова возвращались кэтому слову. «Психотерапевт». Наверное, мне следовало бы радоваться, что это небыл «адвокат», но радости я не испытывал. «С тобой свяжется Уильям Хамболд, мойпсихотерапевт».

– Свяжись вот с этим, пупсик, – сказал я пустой комнате иприжал ладонь к паху. Но это не прозвучало круто и язвительно, как мнехотелось, а лицо, которое я увидел в зеркале напротив, было белым, как бумага.

Я прошел на кухню, налил себе апельсинового сока в стакан иуронил его на пол, когда попытался взять со стола. Сок облил нижние ящики,стакан разбился. Я знал, что непременно порежусь, если начну подбирать осколки– у меня тряслись руки. Но я начал их подбирать. И порезался. В двух местах.Неглубоко. Я все думал: это шутка, потом понял, что нет и нет. Диана не быласклонна к шуткам. Но только я же ничего подобного не ждал и ничего не могпонять. Какой психотерапевт? Когда она у него бывала? О чем она говорила?Впрочем, пожалуй, я знал, о чем. Обо мне. Вероятно, всякую чушь о том, как явсегда забываю спустить воду, кончив мочиться, как я требую орального секса донадоедливости часто. (На какой частоте возникает надоедливость? Я не знал). Какя мало интересуюсь ее работой в издательстве. И еще вопрос: как она моглаобсуждать самые интимные стороны своего брака с человеком по имени УильямХамболд? В самый раз для физика из Калифорнийского технологического институтаили заднескамеечника в Палате лордов.

И еще супервопрос: почему я не замечал, как что-тоназревало? Каким образом я мог нарваться на это, точно Сонни Листон назнаменитый неуловимый апперкот Кассиуса Клея? По глупости? Из-за отсутствиячуткости? По мере того как проходили дни и я перебирая в памяти последниешесть-восемь месяцев нашего двухлетнего брака, у меня сложилось убеждение, чтопричина заключалась и в том, и в том.