Обратная сторона медали - Татьяна Минаева

Стефан, серьёзный и сосредоточенный, уже стоял возле алтаря. В чёрном классическом костюме и белой рубашке, с аккуратно уложенными чуть волнистыми прядями волосами, он был настолько красив, что Алиса невольно улыбнулась. Разве могла она не полюбить его? Разве могла устоять под его внимательным, проникающим в душу взглядом, остаться равнодушной к его голосу? Он смотрел, как она идёт к нему, и чем меньшее расстояние отделяло их друг от друга, тем явственнее она видела восхищение, что таилось в его глазах.

Преодолев оставшееся до первого ряда скамеек расстояние, она замедлила шаг. Отец уже ждал её затем, чтобы подвести ближе и передать мужчине, которому впредь предстояло заботиться о ней, защищать и беречь её, мужчине, женой которого она без доли сомнений хотела стать. Он взял её под руку и, тяжело опираясь второй на трость, подвёл к самому алтарю.

Священник – высокий мужчина в церковном облачении, начал литургию, но Алиса не очень-то прислушивалась к словам. Она смотрела на Стефана и думала, что происходящее сейчас так необычно, что совсем недавно, год или два назад, она даже представить не могла, что такое может случиться с ней. И эта уютная маленькая церковь, тонущая в зелени вековых деревьев, и одетая в миниатюрное свадебное платье Николь, символизирующая чистоту и непорочность их со Стефаном будущего союза, и сидящий рядом на добротном деревянном стуле отец, и, главное, – он – мужчина, которому было отдано её сердце. Она смотрела на Стефана, пытаясь запомнить каждый миг таинства, чтобы пронести этот день через всю свою жизнь, через жизнь, что отныне им предстояло разделить на двоих. Ни чувства страха, ни ощущения неуверенности… Есть он и есть она, и то, что происходит сейчас – правильно, как восход солнца, как капельки росы на зелёной утренней траве, как шум океана, как сама любовь.

Литургия закончилась, позади осталась и короткая проповедь о важности церковного брака. Поочерёдно они ответили на несколько заданных священником вопросов.

– Готовы ли вы хранить друг другу верность в болезни здравии, в радость и в тяжёлые дни, всю свою жизнь? – Был один из них.

– Да, – без сомнений ответил Стефан, и Алиса тут же эхом повторила за ним:

– Да.

Они подали друг другу руки, и священнослужитель связал их между собой широкой атласной лентой. Алиса чувствовала, как соприкасаются их скреплённые запястья, и сердце её билось спокойно и радостно. Стефан улыбнулся ей – чуть заметно, лишь глазами и краешками губ, но от этого взгляда, от этой улыбки она почувствовала себя ещё счастливей – такой неприлично счастливой, что ей захотелось прямо тут, не обращая внимания ни на кого из присутствующих, обнять его и тихонько засмеяться.

Встав лицом к лицу друг с другом, они по очереди произнесли свои клятвы любви и верности – вначале он, а следом за ним и она. Простые слова, идущие от самого сердца, слова, не требующие объяснений, слова, в смысле которых заключена сама суть счастья, суть веры, суть жизни.

– Я знаю, что люблю тебя, – закончила Алиса, – и обещаю всегда любить. Обещаю сделать всё, что смогу, чтобы ты чувствовал это, даже если сама я буду молчать.

Главный свидетель Стефана – муж Лори, подал ему лежащие в похожем на перламутровую ракушку блюде обручальные кольца. Соприкасаясь ободками, они лежали так, словно уже были связаны незримой нитью. Одно большое – мужское, второе – женское, переливающееся маленькими камушками-бриллиантами. Взяв то, что предназначалось Алисе, Стефан коснулся её левой руки и нежно, словно лаская, надел на безымянный палец. Камушки вспыхнули, заиграли, будто в этот самый миг в них отразились и её чувства, и её мысли, и желания, и так долго таившаяся в ней нежность. Второе кольцо – более широкое, но простое, заняло своё место на его пальце. Надевая его, Алиса, не сдержавшись, провела по руке Стефана – совсем незаметно для чужих глаз. Но он почувствовал. Почувствовал и, поймав её взгляд, одними губами шепнул:

– Спасибо, что стала моей.

Клонящееся к закату весеннее солнце мягко освещало и само поместье, и прилегающую к нему территорию. После переплетения голосов, смеха и тостов, то и дело раздающихся внутри установленного во дворе свадебного шатра, здесь, возле кромки рощи, было так спокойно, что Алиса решила отсрочить своё возвращение внутрь. Она и вышла-то немного отдохнуть от гама, веселья и суеты, несколько минут побыть наедине со своими мыслями и просто подышать свежим воздухом. Она прислушалась к шелесту листьев, к щебету вечерних птиц и обернулась к дому. Отчего-то место это вовсе не казалось ей чужим. И шелковистая трава под ногами, и распахнутые ворота, что встречали при въезде на территорию, и подъездная дорожка, и ручей, журчащий меж камней немного дальше, с северной стороны дома. Ей нравился простор этих мест, домашний сыр, что они покупали в деревушке и свежий хлеб, что они брали у старой ворчливой фрау с добрыми глазами и сеточкой морщинок возле них. Ей нравились горы с их сизыми шапками и местные жители – люди со своими нравами и обычаями. Она совсем не чувствовала себя здесь чужой.

Из задумчивости её вывело внезапное и очень уверенное прикосновение. Широкая, явно мужская ладонь опустилась на её талию и, не задерживаясь, скользнула ниже.

– Мой братишка как был дуралеем, так и остался, – прозвучало на английском одновременно с этим наглым прикосновением. – Не успел жениться, а жена уже бродит одна-одинёшенька по лесу. А что если из чащи появится большой серый волк и унесёт красавицу в берлогу?

Алиса одарила мужчину скептическим взглядом. Небрежно накинутый синий пиджак с выглядывающей из-под него водолазкой, мягкие джинсы, едва заметно вьющиеся каштановые волосы и откровенно изучающий её наглый взгляд. Волевой подбородок, широкие брови и губы, довольно полные, чуть изогнутые в насмешке. Стоило ей увидеть его, как она тут же поняла, кто это. Нельзя сказать, чтобы братья походили друг на друга как две капли воды, но сходство было очевидным.

– Помнится мне, волки не живут в берлогах, – ответила она с явной язвительностью.

Кристиан хмыкнул и, потерев щетинистый подбородок, заметил:

– Вкус у моего брата однозначно улучшился. Я бы тоже предпочёл тебя той белокурой малышке.

– Ты смотри поосторожнее с этой малышкой, а то её муж очень подробно расскажет тебе о своих собственных предпочтениях. И, боюсь, одними только словами дело не ограничится.

– А язычок-то у тебя что надо. – Крис усмехнулся. Взгляд его остановился на её губах, потом прошёлся по шее вниз, к груди.

– Так значит, малышка выскочила замуж, а Стефан остался в пролёте? – Его, похоже, всё это действительно забавляло. – А я то думал… Выходит, наш мальчик бросился во все тяжкие и получил утешительный приз?

– Слушай, Крис, что тебе тут надо? – Алиса не желала вступать в перебранку. Единственное, чего она хотела, чтобы он поскорее оставил её в покое, а ещё лучше – просто убрался со свадьбы. Его слова были ей неприятны, но не вызывали слишком уж сильного волнения так же, как и взгляды. Ей уже не восемнадцать и даже не двадцать три. Так что…

– Разве мог я пропустить такое трогательное событие? – Он коснулся её плеча и провёл чуть дальше, к шее и лопатке, отодвинув при этом край ажурной накидки так, чтобы пальцы его чувствовали её кожу. – Извини, что не пришёл в церковь. – Алиса дёрнула рукой, и Крис, с сожалением выдохнув, убрал ладонь, продолжая, как ни в чём не бывало: – Боюсь, я стал слишком сентиментален для подобного. Залил бы все вокруг слезами умиления.