Миллион Первый - Алла Дудаева

— Если «партия войны» преспокойно отправляет на смерть десятки и сотни тысяч людей, то что значат для нее какие-то восемь человек? Потом все окупится — ответила я.

— Как, своих?! — прозвучало, как вздох.

Что я могла сказать в ответ на негодующие возгласы собравшейся публики? Рассказать им, как российские вертолеты бьют ракетами по своим танкам, поворачивающим назад, как их мальчишек поднимают в бой автоматными очередями контрактники, как их избивают и насилуют, какие дикие законы царят в российской, голодной и обворованной генералами, армии? Когда правда такая страшная, она кажется неправдоподобной… Многие из присутствующих все еще пребывают или хотят пребывать в уверенности: «Что не делается российским правительством — делается на благо народа».

А в действительности человеческая жизнь в России никогда не стоила и гроша! Последние мои слова снова были о «партии войны»: «Кстати, одним из самых заинтересованных членов «партии войны» является глава временного правительства Завгаев». Вконец проворовавшийся Доку Завгаев тогда еще был «в чести» и приглашал приехать Бориса Ельцина в Чеченскую республику с предвыборной кампанией и «полюбоваться» на национальные чеченские пляски и песни. Но грозный Шамиль Басаев предупреждал, что «не ручается за безопасность российского Президента!»

27 мая в Кремле проходили переговоры между руководством ЧРИ и России в рамках объявленной встречи Президентов ЧРИ Зелимхана Яндарбиева и России Бориса Ельцина в полном соответствии с требованиями Протокола о международной встрече в верхах. Почву для этой встречи в момент своей гибели готовил Джохар. Завгаеву это было, как «нож к горлу». Его «временное правительство» доживало последние дни. Бислан Гантемиров был к тому времени арестован за воровство, Руслан Лабазанов — убит, Доку Гапурович Завгаев метался, не зная, что предпринять. Дискуссия «ехать или нет» сейчас Президенту России в Чечню вызвала всеобщее оживление. Даже военные вступили в нее, утверждая, что «при современном вооружении Президента России могут уничтожить ракетным ударом даже за 20 километров». Было совершенно непонятно, на какое «современное» вооружение они намекали. Может, на российское? Для Чеченской республики убийство российского Президента, впервые официально начавшего мирные переговоры с ее законным правительством, было крайне нежелательно.

Я передала Ельцину через курирующего меня военного текст примерно такого содержания:

«Борис Николаевич!

Начав мирные переговоры с Чеченской республикой, Вы попали под нашу защиту. Вашим врагом сейчас являемся не мы, а «партия войны». Один из ее членов — Доку Завгаев, упорно приглашающий Вас посетить республику, сам, как узник, сидит в Грозненском аэропорту «Северный», боясь кровной мести собственного народа. Почему он так настаивает на Вашем приезде? Наши переговоры, по сути, являются крахом его политической карьеры. Уничтожив Вас, он поможет прийти к власти партии коммунистов на предстоящих выборах и прервет наши переговоры в самом их начале. Недавнее заявление военных, боевые действия которых до сих пор продолжаются, не взирая на начало мирных переговоров, свидетельство того, каким способом «партия войны» готовится совершить Ваше убийство. Виноватым, как всегда, окажется чеченский народ. Давайте остановимся и прекратим уничтожать друг друга. Мир всегда лучше войны!»

Ельцин растерялся, бывшие друзья стали врагами, а враги пытаются спасти ему жизнь. На другой день, 28 мая, чеченскую делегацию для ведения мирных переговоров оставили в одной из подмосковных резиденций Кремля, как заложников, пока Ельцин на два часа летал в Чечню. Говорят, он ни на шаг не отходил от Завгаева…

В начале переговоров Зелимхан Яндарбиев заставил Президента России сесть за стол и беседовать «на равных». Завгаев был удален, как ему и следовало по рангу.

Мовсуд приехал утром. За две недели до выборов президента России Москва кишела всевозможными патрулями и милицией. В десять утра сопровождающие лица должна были отвезти меня для допроса в генеральную прокуратуру Москвы, на Петровку, 38, откуда предварительно пришла повестка. На допросе у следователя главные вопросы: где, когда получила, кто выдал фальшивый паспорт. Мне его передали еще в самом начале войны, кто и как этим вопросом занимался, я, естественно, не знала… Мовсуд настаивал, чтобы мы вместе немедленно уехали из Москвы, боясь очередной провокации во время выборов Президента. «Ты знаешь, на улицах Грозного развесят плакаты с твоим лицом и призывом: «Голосуйте за Ельцина!» Тебе они просто принесут избирательную урну, смонтируют кадры, а потом скажут, что ты действительно за него проголосовала! Таких, как ты, они сначала стараются завербовать, если не удается — дискредитировать, если и это не получается, — уничтожают. Первое у них не получилось, второе они уже попытались сделать, осталось только третье». Позднее я узнала, что как раз через два дня работники ФСК действительно собирались меня перевезти в санаторий «для отдыха», считая, что меня чрезмерно утомили многочисленные встречи.

Мовсуд заехал за мной к отцу. По дороге он позвонил нашей хорошей знакомой, журналисту из Финляндии, Хелене, она в то время работала в Москве. Они, кратко переговорив, договорились о встрече. В условленном месте Хелена встретила нас и провела в свою квартиру, где мы проговорили с ней почти до утра, и даже записали интервью, которое через несколько часов показали по Финскому телевидению. Рано утром, распрощавшись с ней, мы уехали и в половине шестого утра уже находились в поезде Москва — Киев. В соседнем купе сидели постоянно ругающиеся с проводником, вдребезги пьяные дебоширы. Это нас спасло во время проверки документов российскими пограничниками — в пылу разборок с пьяницами на нас с Мовсудом не хватило времени. Поезд тронулся, наши документы остались непроверенными, а у меня вместо паспорта была только справка.

Позади осталась Россия. После пересечения российской границы на украинской границе нам было значительно проще. Офицер пограничной службы отнесся к нам с полным пониманием и даже пожелал счастливого пути.

В Киеве нас встречали друзья, депутаты Верховной Рады. Они временно поселили нас в квартиру своих знакомых. Все украинцы сочувствовали освободительной борьбе и были нашими большими друзьями. На Украине происходило волнующее событие, с большим трудом утверждались желто-голубой национальный флаг и гимн республики. Против была вся партия коммунистов, состоящая преимущественно из русских жителей Украины. Они требовали оставить красный флаг и гимн Советского Союза. Это неудивительно, благодатная земля Украины была напичкана кагебэшниками больше всех других республик СССР. Западная Украина еще долго сопротивлялась после «добровольного» присоединения и была задавлена только «большой кровью». Вся Украина пристально следила за происходящими событиями, кто же победит? Два дня яростных утомительных прений закончились. Большинством голосов был принят национальный желто-голубой флаг. Майское, полное надежд, голубое утро началось с украинской песни «Реве и стогне Днипр широкий». Счастливая Украина облегченно вздохнула, ее дети подтвердили свое освобождение.

А в российских газетах, после первого сообщения в «Известиях» о моем внезапном исчезновении, поднялась паника. «Чеченские тайные спецслужбы» выкрали вдову Дудаева из-под носа у ФСК!!! Каждый день приносил новые версии и догадки. Был объявлен розыск, газеты пестрели моими фотографиями. Спрашивали у моего отца, он ничего не знал. «Приехали чеченцы, она с ними уехала». Перед нашим отъездом договорились, что только тогда, когда мы будем в безопасности, дней через десять, он сможет открыться. Некоторые журналисты в своих статьях высказывали реальные опасения: «Кому мешала вдова Дудаева?» Все сходились на «партии войны». Из Дании сделал заявление представитель Чеченской республики и племянник Джохара Усман Ферзаули: «Возможно, она просто находится в одном из российских городов, у родственников…» В ответ возмущенный отец тут же заявил: «В российских городах у нас родственников нет, и никакого племянника Ферзаулина у Джохара никогда не было!» После этого случая мы еще долго шутливо называли Усмана «Ферзаулиным». Наконец, задним числом пришло известие о телевизионном интервью с финской журналисткой, запутавшее всех окончательно. Как могла «она» очутится в Финляндии, когда в этот же день давала показания в генпрокуратуре?