Любовь на коротком поводке - Эрика Риттер

я бы рисковать не стал. Не в твой первый день за рулем.

Нет, не в мой первый день за рулем. Но когда-нибудь, причем скоро.

— Но начинаешь понимать, что можно взять и поехать… почти куда захочешь.

— Ты сможешь, — говорит он. — Во всяком случае, я надеюсь, что со временем ты так и сделаешь.

Я круто поворачиваюсь к нему.

— У тебя был твой шанс, забыл? Когда мы в прошлый раз здесь были. Мы говорили о том, чтобы уехать. По сути, ты пообещал выполнить то, что требуется от тебя, как только моя нога окажется на педали газа.

— Разве? — Внезапно он начинает выглядеть побитым.

— Да, именно так. У тебя был шанс. Но ты решил им не пользоваться.

— Я не мог, солнышко.

— Это почему?

— О господи, Дана! — Он нетерпеливо дергается. — Какой смысл сейчас это обсуждать? К чему, черт возьми, это может привести?

— Послушай, какого тогда лешего ты оставлял эти бесконечные послания на моем автоответчике, умоляя меня с тобой поговорить? Каким ты себе этот разговор представлял?

— Я надеялся, что мы будем говорить о том, что впереди, а не о том, что в прошлом.

— Ладно. О том, что впереди. Я надеюсь, что ты, наконец, признаешься, что врал мне. Так ты мне врал?

— Когда именно я тебе врал?

Помимо собственной воли я смеюсь, коротко и резко. Ведь его ответ говорит сам за себя до такой степени, что спрашивать уже больше ни о чем не надо, остается только смеяться. Но я продолжаю:

— Хорошо, допустим, когда ты говорил, что ездишь в командировки, а на самом деле жил дома у своей жены?

— Послушай, солнышко… — Я чувствую, как тщательно он подбирает слова. — Это у тебя просто навязчивая идея.

— Но после того как она у меня появилась, ты не смог ее опровергнуть.

— Дана, если настоящий вопрос в том, люблю я тебя или нет…

— Нет! — Я поднимаю руку. — Я хочу знать. Ты был в Галифаксе?

— Когда… вообще?

— Не придуривайся. Карл, сейчас ты уже можешь сказать мне правду. Ведь терять больше нечего.

— Верно. — Карл откидывает голову на подголовник и закрывает глаза. — С другой стороны…

— С другой стороны, нет никакой другой стороны, черт бы тебя побрал! — Мне обидно, что я все еще чувствую к нему привязанность, и мне приходится сдерживать слезы. — Я относилась к тебе серьезно, а в конце концов у меня осталось чувство, что мною просто попользовались.

— Нет, это не так. Ничего подобного. — Он поворачивается ко мне, чтобы вытереть большим пальцем невольную слезу на моей щеке. — Но, видишь ли, с моей точки зрения, ты не давала мне никакой возможности защититься. Даже сейчас. Ты решила, что между нами все кончено… и я не смог до тебя достучаться.

Неужели он прав? Разве я решила с ним расстаться в тот момент, когда расстегнула молнию на его сумке и порылась в ней?

— Я вовсе не хочу, чтобы ты до меня «достучался», Карл. Я хочу услышать от тебя правду.

— Что автоматически означает, что до сих пор я тебе врал.

Ну, тут он точно прав. Я внезапно смущаюсь и поворачиваю голову к окну.

— Видишь? — говорит Карл, почувствовав некоторое преимущество. — Ты не можешь этого отрицать. Ты приняла такое решение, один Бог ведает, почему. То, что между нами было… ты больше таких отношений не хотела. Но ты не рискнула сказать это прямо.

Вполне вероятно, и здесь он прав. С другой стороны, вполне может быть, он случайно наткнулся на нечто, что только звучит верно и потому позволяет ему выглядеть прилично.

— Мне нужна правда, Карл. Только правда, и больше ничего. — Я заставила себя взглянуть ему прямо в лицо. — Вне зависимости от того, совпадает это или нет с тем, что я слышала раньше.

— Вот тебе правда. Единственная правда, другой нет. — И он протягивает руки, чтобы мягко притянуть меня к себе.

Я позволяю ему поцеловать себя и удивляюсь, что губы его так же приятны на вкус, как и раньше. В то же самое время я остро ощущаю, что его не слишком беспокоит тот факт, что обрыв, на котором мы стоим и откуда виден берег Нью-Йорка — предел, до которого мы с ним когда-либо сможем добраться.

— Я думаю, — говорю я, ответив на его поцелуй, — что я готова отвезти нас туда, откуда мы начали. Причем целыми и невредимыми. Ведь в этом все дело, верно?

— Да. — Он печально кивает. — В этом все дело.

Пока я веду машину к дороге из гравия, как стрела пронизывающей скошенное поле, я чувствую, что Карл положил руку на колено моей здоровой ноги и не собирается ее оттуда убирать. Но только до того момента, пока мы не доберемся до асфальтированной дороги. Там, я знаю, он поменяется со мной местами и сам поведет машину, пока мы не доедем до места, откуда тронулись в путь, до моего дома. Там он меня высадит, а сам поедет дальше, в следующий пункт назначения.

Глава седьмая

«Привет! Я на некоторое время уехала из города, оставив за себя автоответчик. Если вы собираетесь в мое отсутствие меня обокрасть, на столе в холле лежит список моих ценных вещей. Берите, что хотите, но не забудьте вычеркнуть взятое из списка, чтобы я сразу знала, чего не хватает. Спасибо. Приятного вам дня». Биип.

* * *

Эй, Мерфи, только взгляни на меня! Я веду машину! Совершенно самостоятельно, на шоссе, причем свою собственную машину. Если тебе интересно, это «Мазда-323», она всегда мне нравилась. Совершенно новая, заплачено наличными — пожалуй, самый взрослый поступок в моей жизни. И самый дорогостоящий. Особенно если учесть стоимость страховки, которая для водителя-новичка легко превышает проценты с национального долга.

Но кто жалуется? Она стоит каждого пенни, каждого мучительного шага в медленном процессе, который привел меня туда, где я нахожусь сейчас — на открытое шоссе, по которому я еду в той скоростью, какую сама выбрала.

Нет никого, кроме голов без тел, выглядывающих из окон наших машин.

Мы обгоняем друг друга, на секунду встречаясь глазами. И исчезаем, мчимся вперед, неизвестные и непознаваемые. Наши тайны сдерживаются ремнями безопасности, наши личности скрыты каждая в своей индивидуальной капсуле из металла и стекла, а наши души совершают бесконечные орбиты вокруг континента.

Чернила едва успели высохнуть на моем водительском удостоверении, как я отправилась в свой первый путь. По тщательно выбранным заранее второстепенным дорогам, которые соответствуют моему принципу: две полосы — хорошо, четыре полосы — плохо. В уме я держу паутину пересекающихся шоссе, которые должны