Чужой среди своих 3 - Василий Сергеевич Панфилов

— А в лагере на завтрак батон с маслом давали, — с ненавистью процедил один из активистов, стоя за мной, и тут же, как бы случайно, шатнулся вперёд, вдавив мне в рёбра уголок подноса.

— Печенье ещё, — подхватил второй, стоящий передо мной, — и кисель на выбор, или какао.

Чуть повернув голову, он скосил на меня глаза так выразительно, что я почти почувствовал себя той самой сукой, которая отнимает у детей еду. Ну не завуч же, разумеется…

— Здравствуйте, дети, — выразительно поздоровалась она, подойдя к нам, и дети нестройно загомонили, здороваясь в ответ.

— Всё хорошо? — поинтересовалась она голосом, в котором патока плещется через край, — Вот и замечательно… Да! Вы уж Мишу не обижайте, он у нас, скорее всего, временно. Ситуация у него сложная.

— Да, сложная, — повторила она, вздыхая очень громко и очень напоказ, — Лишение родительских прав, и…

— Впрочем, этого вам знать не надо, — как бы спохватилась она.

— Не будем новенького обижать, Елена Николаевна, не беспокойтесь! — пообещал ей угрюмый крепыш, покосившись на меня, — У нас ребята дружные!

— А вот какой он, это ещё посмотреть надо, — очень выразительно сказал кто-то позади меня.

— Ну-ну… — невнятно отозвалась завуч и прошла на кухню — инспектировать кастрюли, я полагаю.

За завтраком дружные ребята расселись вокруг меня так тесно, как только могли.

— Ой, я такой неловкий… — фальшиво улыбнулся один из «пионеров», широким взмахом локтя шарахнув по моей руке с ложкой, — прости!

Завтрак… не задался. Манная каша (снова!) летела на рубашку, на соседей, на стол и на пол, а мои соседи, как и полагается юным ленинцам с активной жизненной позицией, зорко подмечали все мои недостатки, громко обещая научить культуре поведения за столом.

Попутно ими было много сказано (а мной услышано!) немало интересного о моём воспитании, родителях, национальности, и, не слишком громко, предполагаемой сексуальной ориентации.

Из-за стола я встал ещё более голодный, чем обычно, и злой, то же ещё более…

Толчок в плечо, улыбочка…

— Прости! — кается толкнувший, — Я такой неловкий!

Не оставили они меня и после завтрака, таскаясь повсюду и развлекаясь за мой счёт. Друг друга они подменяют, так что и не в тягость… им, не мне.

— А в лагере сейчас на пляже бы валялись, — слышу то и дело.

Зубами я не скриплю, но… напрягает. Понятно, что провокация, и, сука, действенная…

Прогулявшись по территории детдома в окружении недружественной свиты, понял, что Елена, сука, Николаевна, выбрала очень действенный способ давления. Я и без того на взводе, а сорваться в такой ситуации — на раз!

— Ой, извини… — и толчок в спину. Не первый, не последний… и иногда, что характерно, заранее.

Начала дёргаться щека, а в глазах уже темнеет от яростного желания орать, бить…

… ещё чуть, и будет нервный срыв, приближение которого я ощущаю очень хорошо.

В спальню я пришёл, не думая ни о чём… хотя нет, вру! Подаренная Бугром гитара, которую то ли по недосмотру, то ли по какой-то прихоти администрации отбирать у меня не стали, легла в руки, странным образом подарив спокойствие.

Ну да… привычное, почти медитативное действие, способ занять себя…

… и я не заметил, как, усевшись на табурет, начал перебирать струны. Реплики, сперва язвительные, стали чуть реже, а потом ещё чуть, и ещё…

… а потом я заиграл «Дом восходящего солнца» — наверное, одну из самых известных англоязычных баллад. Я играл и пел, а они — слушали. Долго…

А потом…

… нет, они не предложили мне свою дружбу и не прекратили навязчивую, душную опеку, сопровождение осточертевшей коробочкой…

… но стало чуть-чуть полегче.

— А ты куда? — деланно удивился физрук, перед самым отбоем перехватив меня в дверях спальни, — Тебя в другой отряд перевели! Вон, и вещи твои уже там…

— Вон твоя койка! — ткнул рукой мужчина, пройдя вслед за мной в спальню.

— Понял… — а что я, собственно, ещё могу сказать? Нет, так-то много, и всё по сути, но смысл?

Койка моя оказалась в самом дальнем углу, далеко от двери, а взгляды моих новых соседей — ну очень многообещающими.

— Отбой! — посмотрев на часы, приказал физрук, — Давайте, по койкам!

' — Сука…' — мысли у меня сейчас вялые и однообразные. Спать хочется — как из пушки, но возможность быть побитым или получить, скажем так — новый, волнующий сексуальный опыт, она ни разу не шуточная.

… чёрт его знает, что мне снилось, и каким чудовищным усилием воли я проснулся, и, широко открыв глаза, уставился на тёмную фигуру, подошедшую к моей койки.

— Не спишь? — сдавленным шёпотом поинтересовалась фигура, удаляясь прочь, — Ну-ну…

… и так, сука, всю ночь!

Не знаю, сколько я в итоге поспал, но думаю, не больше двух часов, заполненных всякими кошмарами, так что встал совершенно разбитым.

А потом был день сурка — с коробочкой. С песнями, которыми я покупаю себе некоторое смягчение режима. С отбоем…

… и снова, и снова… и снова.

' — Ещё неделя, и я либо сорвусь и полезу в драку, — вяло думаю я, ковыряя ложкой (вилок детдомовцам не полагается) резиновую, предположительно творожную, запеканку, — либо у меня будет нервный срыв, после которого добрый дядя психиатр поколет меня укольчиками, от которых я стану равнодушным ко всему'

Проблема усугубляется тем, что дружественная мне фракция оказалась в ссылке. Одни — в подшефном колхозе, другие… а впрочем, неважно!

Важно то, что они, даже не влезая в конфликт, были, так или иначе, сдерживающим фактором. А сейчас их нет, и это,