Африканский штрафбат - Антон Кротков

Застав Нефёдова врасплох, итальянец, словно охотничья псина, обнаружившая дичь, принял стойку, не сводя преданных глаз с хозяина. Хенк одобрительно кивнул своему холую, после чего многозначительно взглянул на командира легиона. Он уже мысленно обращался к Максу Хану с официальной просьбой: «Господин, Азам, подготовьте ваше предложение по строгому наказанию виновного в нарушении дисциплины». Однако следующая реплика провинившегося пилота смешала все эти планы.

– Хоть я и дремал, но всё прекрасно слышал, – лениво пояснил Борис, обращаясь через голову мелкой сошки напрямую к командованию. – Всё было сказано правильно… Но можно сделать дополнение?

Обескураженный «Партизан теренцио» растерялся, ведь он был заурядный неловкий стукач без призвания. Тогда Хенк сделал ободряющий жест Нефёдову:

– Конечно, прошу вас.

Присутствующий здесь же Макс Хан скрестил руки на груди. Сардоническая улыбка тронула его губы – немец уже предвкушал спектакль.

– Одних бомб и напалма мало! – убеждённо отчеканил Нефёдов и обвёл присутствующих торжествующим взглядом фанатика, готового обрушить на головы неверных самое бесчеловечное оружие на свете.

– Что значит – мало?! – насторожился Хенк.

– Вот бы «иерихонские трубы» применить…

– Что?! – повысил голос вконец ошарашенный президентский советник.

– В смысле… самодельные сирены установить на самолёты, – самозабвенно играя дурачка, с энтузиазмом жестикулировал Нефёдов. – Их можно смастерить из пустых металлических банок. Необходимые чертежи я могу подготовить сам. Тогда бы партизаны и их деревенские пособники ещё издали слышали жуткий вой сирен и сходили с ума от ужаса, зная, что приближается крылатая армада – кара господня! Я где-то читал, что психологическая война наносит неприятелю не меньший урон, чем бомбы и снаряды…

Хенк не знал, как ему реагировать на столь идиотское предложение – заранее предупреждать противника о предстоящем авиаударе, давая ему возможность подготовиться. Публично назвать данное «ноу-хау» полным бредом стало бы грубой политической ошибкой, ибо майор Эрнест другими своими идеями, лётным мастерством и личной храбростью уже завоевал немалый авторитет среди лётчиков. Его имя даже упоминалось на совещании у президента.

Поэтому снова повернувшись к командиру Легиона, южноафриканец с постной миной попросил Хана внимательно изучить перспективную идею и найти способ поощрить проявившего творческую инициативу офицера.

Через несколько дней Нефёдову выписали премию и наградили местным орденом за «Храбрость и верность». Обычно его вешали на грудь тем, кто служил в элитных подразделениях. Борис был первым «скунсом» вообще получившим какую-то награду. Так что в какой-то мере это был достойный финал анекдотичной истории…

А между тем служба Бориса после перевода из авианаводчиков не стала легче.

С первых же дней пребывания в новом коллективе Нефёдова неприятно удивила атмосфера в новом коллективе. Однажды на задании самолёт эскадрильи потерпел крушение. Во время выполнения вынужденной посадки фюзеляж бомбардировщика разломился. И всё-таки с высоты было заметно, что находящиеся в кабине лётчики ещё живы, хотя и получили тяжёлые травмы. Поблизости появились неприятельские солдаты.

Борис попытался организовать спасение коллег. В воздухе помимо него находилось ещё три самолёта. Они могли встать в круг и держать противника под огнём, пока кто-то сядет рядом с разбившимся «Мародёром» и возьмёт на борт его экипаж. Но, несмотря на все призывы Бориса по радио, остальные «скунсы» просто сбежали. «Мы не спасатели, – откровенно пояснил потом один из них Борису. – Этим ребятам в упавшей машине не повезло. Но это их судьба. Так почему кто-то ещё должен погибать за компанию с ними?! Нам за дополнительный риск не платят…».

Ни о какой взаимовыручке и речи не было. Каждый был только сам за себя. От подобных крысиных повадок Нефёдова просто воротило. Эскадрилью не зря прозвали «Проделки скунсов». Правда, сами её лётчики утверждали, что название им дано в честь известного комикса – за независимый нрав. Их, мол, недолюбливает начальство за то, что они частенько игнорируют его глупые приказы. Но зато, дескать, «крылатых скунсов» боится и ненавидит враг…

Все эти разговоры были ложью от начала и до конца. Лётчики эскадрильи действительно часто не выполняли или нарушали отданные им приказы. Но делали они это не из желания проявить творческую инициативу в решении боевой задачи, а только лишь из страха. В подленькой надежде пересидеть в безопасности очередной день опасной, пока кто-то другой с риском для жизни подчистит оставленное ими дерьмо.

Не смотря на все свои бравады, «скунсы» сами прекрасно осознавали собственное ничтожество. Если в других эскадрильях Легиона активно экспериментировали с различными схемами окраски самолётов, придумывали воинственные эмблемы в виде грифонов на килях и фюзеляжах, а также других фантастических животных, мечей и молний, черепов с костями, тигров и львов, карточной символики, то машины «вонючей» эскадрильи были окрашены в обезличенный серый цвет. И это было весьма показательно. Ибо эмблемы и прочая «боевая раскраска» отражают дух и реальные ратные заслуги подразделения.

«Скунсы» без зазрения совести гадили всем, и за это их ненавидели в других эскадрильях. Поэтому на авиабазе небольшой коллектив эскадрильи по сути являлся изолированным от всех гадюшником. Допускалось общаться со «скунсами» только по служебной необходимости, но не более того. Они являлись персонами нон грата в общем баре авиабазы, и проводили послеполётное время в собственной пивнушке, презрительно именуемом соседями по авиабазе «кабинетом скунса».

Попасть в эскадрилью отверженных было страшным наказанием и большим унижением. Сюда обычно «опускали» за неоплаченные карточные долги и шулерство, воровство у товарищей, неоднократное дезертирство с поля боя и другие страшные прегрешения, которые в любой военной среде равносильны потери чести. Следующей остановкой для неисправимого нарушителя мог стать только расстрельный столб на краю лётного поля, ибо дальше падать было просто некуда.

Таким образом, это было худшее подразделение Легиона. Хенк-«Бомбардировщик» надеялся, что определив Нефёдову в местную секту отверженных, создаст вокруг него вакуум. А презренного прокажённого-одиночку ликвидировать не сложно. Никого не возмутит любой произвол по отношению к нему. Даже Хану будет сложно заступиться за своего старого знакомого, не потеряв изрядной доли авторитета в глазах подчинённых.

Но Хенк просчитался. С первого же дня в новом коллективе Борис взялся за дело так рьяно, что даже в других эскадрильях впервые заговорили об одном из «скунсов» с уважением. Оказавшись над целью, «майор Эрнест» не спешил поскорее разгрузиться, на глазок определив расположение неприятельских позиций. Он всегда старался действовать наверняка, проводя под огнём столько времени, сколько требовала боевая обстановка.

Несколько раз, не смотря на огромный риск, Борис садился под огнём противника в расположении окружённых частей, чтобы эвакуировать раненных. Прорываться в такие районы приходилось ломанным маршрутом, пытаясь миновать возможные места засад зенитчиков, а заходить на посадку над сами головами неприятельских солдат. От таких рейдов волосы могли посидеть даже у самого закалённого вояки: пока шла погрузка раненных, вокруг продолжали рваться мины, пулемётные расы проходили впритирку к крыльям. Ты не глушишь двигатели, готовый по первому сигналу стоящего перед кабиной офицера дать полный газ и пойти на взлёт. А за спиной у тебя в грузовом отсеке настоящая преисподняя: люди с выбитыми глазами, обожженные, с оторванными конечностями. Сплошное шевелящееся окровавленное мясо. Но никто даже не пикнет. Выносливые черти!