Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)

Эти упущения наших пастырей в деле церковного учительства сказываются весьма плачевными последствиями. В только что минувшую войну[1061] наше воинство не оказалось «победоносным»: великое бедствие для отечества, чувствительный удар для национального самолюбия! Но пастыри Церкви в особенности должны бы скорбеть еще и о том, что наши воины, именуемые христолюбивыми, живя среди язычников, вели себя несоответственно званию христианина, не располагали неведущих Христа в пользу христианства, а отвращали от него[1062]. Это по отзыву не врагов только наших, но и наших соотечественников, и в частности – православных миссионеров, подвизающихся на Дальнем Востоке.

По чьей же вине православные русские люди оказались знакомы лишь с церковной обрядностью и совсем не знакомы с духом Христова учения? Не так еще давно, в холерную эпидемию, когда доктора полагали, что для прекращения заразы необходимо убить холерную бациллу, наш темный деревенский люд решил, что для той же цели нужно бить докторов, и по местам проводил это решение в исполнение[1063]. На чьей совести совершенные убийства и с кого взыщется пролитая кровь, если во многих селениях церковь – единственное училище для народа, а священник – единственный учитель? На нашей памяти голод неоднократно посещал то некоторые немногие русские губернии, то большую часть их. Вопреки известному изречению, ставшему теперь анахронизмом, на Святой Руси умирали с голоду, с голоду же совершались и преступления. На чьей совести случаи голодной смерти и вследствие безысходной нужды совершенные преступления? Кто ответит за духовную гибель тех, кому бог – чрево (Флп. 3:19), хотя они и называют себя христианами? Кто виновен в том, что страна терпит бедствия и от глада слышания слова Господня (Ам. 8:11)?

Наши проповедники чаще всего знакомят слушателей с историей христианских праздников, объясняют значение обрядов, произносят надгробные слова и хвалебные речи лицам высокопоставленным, читают с церковной кафедры воззвания перед сборами по предписанию начальства и этим ограничиваются. Редко обращаясь к раскрытию сущности Христова учения, они чаще всего избирают для своих поучений темы отвлеченные и к жизни малоприложимые. Когда же касаются они современной действительности с ее нуждами и запросами, то и этого рода проповеди чаще всего современны лишь по заглавию и внешней форме, а не по существу: в них не видно живого отношения проповедника к тем вопросам, которые в данное время интересуют и волнуют его слушателей и в христианском освещении которых нуждается общество, именующее себя христианским. Наши проповедники чаще всего забывают, что современность – необходимое требование от всякой проповеди: «Если бы проповедь могла быть несовременной и ненародной, – говорит профессор Тареев, – то она была бы ненужной, излишней, проповедники могли бы ограничиваться чтением слова Божия»[1064]. Святоотеческая проповедь, как мы видели, всегда касается вопросов современности; есть этот элемент и в беседах на тексты Писания, и в поучениях на догматические темы, притом догматические вопросы и сами по себе представляли по тому времени глубочайший интерес для всех верующих. Православные проповедники нашего времени искренно считают себя последователями и подражателями представителей патристической проповеди, но по большей части подражание великим образцам у них не идет далее внешней формы. Святоотеческая проповедь, отвечая потребностям своего века, была вполне современной, привлекала множество слушателей и оказывала на них могущественное нравственное влияние. Проповеди нашего времени, соответствуя не духу, а только форме святоотеческой проповеди, оказываются не удовлетворяющими требованию современности, безжизненными и бесплодными.

Мы переживаем теперь такое время, когда каждому пастырю-учителю в особенности необходимо вспомнить слова апостола: горе мне, если не благовествую (1 Кор. 9:16), когда благовременно вспомнить предостережение святителя Тихона священникам: «Крайне берегитесь молчать»[1065]. Пастырь не должен молчать до тех пор, пока возопиют камни. Самым ходом вещей вызывается усиленная проповедническая деятельность, явилась настоятельная потребность в живой, соответствующей запросам времени проповеди. В ней нуждаются верующие сыны Церкви, ее требуют люди, в сущности равнодушные к религии и Церкви. Внешние побуждения к изменению характера нашей проповеди до самого последнего времени были, очевидно, не вполне достаточны, а условия для возрождения и оживления проповеди были, без сомнения, очень неблагоприятны. Проповедники, произносившие в течение года по несколько проповедей собственного сочинения или по печатным сборникам, на темы более или менее отрешенные от жизни, вправе были считать себя выполнившими свой долг церковного учителя, тогда как огромное большинство пастырей целыми годами безмолвствовало. Но теперь для всех стала очевидной нужда в усиленной проповеднической деятельности; теперь стали раздаваться вполне определенные и настойчивые требования проповеди, отвечающей запросам современности, и проповедь установившегося типа никого не удовлетворяет. В наши дни пастырям со всех сторон предъявляются вопросы, для решения которых недостаточно усвоить сущность евангельского учения и проникнуться духом святоотеческих творений, но необходимо, кроме того, ради блага и спасения верующих постараться «узнать все житейское не менее обращающихся в мире». Пастырей спрашивают, как христианину мыслить о свободе вероисповеданий, недавно объявленной и у нас; как в наше время относиться к театру; допустима ли в христианском государстве смертная казнь; как разрешить безобидно, в соответствии с евангельским учением, рабочий вопрос; справедлив ли практикующийся в настоящее время способ пользования землею и пр. Нужды и потребности духа имеют такую связь и взаимоотношение с нуждами телесными, как душа с телом. А потому проповедник не может совершенно игнорировать интересующие современное ему общество вопросы, не только касающиеся области интеллектуальной, но и социально-экономической и политической. В особенности же пастырь-проповедник не должен быть безмолвным в периоды общественных волнений. А в наши дни, помимо других частных вопросов, духовенству предлагается выяснить свое отношение к освободительному движению. Но наши пастыри так не привыкли отзываться на запросы современности, столь далеко стояли от жизни общества, что в первое время обнаружили полную растерянность; а потом, когда понемногу стало выясняться отношение отдельных духовных лиц к вопросам политической и общественной жизни, получилась нестройная и соблазнительная разноголосица. На одни и те же вопросы, для которых от всех пастырей требуется решение по духу одного и того же Евангелия, стали даваться различные до противоположности ответы. Одни, например, твердо и решительно стали только на защиту юридических прав обеспеченных классов, другие готовы учить бедных и обездоленных «в борьбе обретать свое право». Одни открыто отвергли оговорки катехизического учения о том, что убийство на войне и лишение жизни преступников не есть нарушение шестой заповеди; другие (из лиц «священного сана и даже иноческого звания») проповедуют такие начала жизни, «которые более отвечают нетерпимости и фанатизму Корана, чем кротости и любви, завещаемым Евангелием»[1066]; эти последние склонны не только оставить в силе смертную казнь, но и придать ее совершению характер