Космическая трилогия - Клайв Стейплз Льюис

– Наверное… наверное, это ошибка…

– Сесил позвонил в колледж, но там никого не было. Мы звонили все утро, а они за это время срубили ваш любимый бук и все сливы. Если бы я так не злилась, я бы глаза выплакала. В общем, Сесил пошел к Бэзби, но толку не добился. Ах, конечно, недоразумение, но при чем тут мы, езжайте в Бэлбери! Пока там что, а в доме уже просто нельзя жить.

– Почему?

– Господи, что творилось! Грузовики, тракторы, какой-то кран привезли… Никто не мог к нам пробраться. Молоко принесли в одиннадцать, мяса так и не было, мясник позвонил, что пройти нельзя. Мы сами еле выбрались, чуть не час шли до моста. Как во сне, честное слово! Грохот страшный, все разрыли, на лугу какие-то будки… А народ! Истинные каторжники! Я и не знала, что в Англии есть такие рабочие. Ужас, ужас!.. – Миссис Димбл сняла шляпку и стала ею обмахиваться.

– Что же вы будете делать? – спросила Джейн.

– Бог его знает! – сказала миссис Димбл. – Сесил звонил юристу, но тот и сам растерян. Говорит, что в юридическом смысле у этого института какое-то особое положение. Насколько я поняла, за рекой вообще не будет домов. Что? Ох, совершеннейший ужас! Тополя вырубили, домики у церкви ломают. Бедняжка Айви плачет, вся пудра слезла, такой страшный вид! Мало ей горя, еще жить негде! Я и то рада, что выбралась живой. Люди какие-то странные… трое зашли в кухню, взять воды, Марта чуть ума не лишилась. Когда Сесил к ним вышел, я думала, они его побьют, нет, правда! Спасибо, полисмен их выгнал. Да, и полицейские кишат, тоже очень страшные, с дубинками, как в американском фильме. Знаете, мы оба подумали: так и кажется, что немцы победили. А, вот и чай! Как хорошо…

– Живите здесь, миссис Димбл, – сказала Джейн. – Марк может ночевать в Брэктоне.

– Ах, господи, – сказала матушка Димбл, – слышать не могу про этот Брэктон! Конечно, ваш муж тут ни при чем… Но разлучать вас я не стану. Мы уже все решили, мы переедем в Сэнт-Энн.

– Вон что… – сказала Джейн, поневоле вспоминая свое недавнее паломничество.

– Ах ты, какая я свинья! – огорчилась миссис Димбл. – Болтаю о себе, а вам надо столько мне рассказать. Видели вы Грейс? Понравилась она вам?

– Это мисс Айронвуд?

– Да.

– Видела. Понравилась ли – не знаю… Да не могу я ни о чем думать! Вы же истинная мученица.

– Нет, – сказала миссис Димбл, – я не мученица. Я просто старая, я сержусь, у меня болит голова, и я болтаю, чтобы себя утешить. У нас хоть деньги есть, а у Айви нет, ей не на что жить. Конечно, в нашем доме было хорошо, но ведь и печально. Кстати, я часто думаю, любят ли люди радоваться? Мы завели большой дом для детей, а я ни одного не родила… Наверное, слишком тосковала, пока Сесил не придет, жалела себя… Еще стала бы как эта женщина у Ибсена, ну, с куклами. Вот Сесилу плохо, он очень любил, чтобы приходили студенты. Джейн, вы в третий раз зеваете. Да, пробудешь тридцать лет замужем, привыкаешь говорить одна. Мужчинам приятней читать, когда мы журчим. Ну вот! Вы опять зевнули…

Ночевать в одной комнате с матушкой Димбл было трудно: она молилась. Джейн просто не знала, куда смотреть, и не сразу заговорила, когда та встала с колен.

– Вы не спите? – спросила среди ночи матушка Димбл.

– Не сплю, – ответила Джейн. – Я вас разбудила? Я кричала?

– Да, – сказала миссис Димбл. – Вы кричали, что кого-то бьют по голове.

– Понимаете, я видела, как убивали старика. Он вел машину где-то за городом, доехал до развилки, свернул направо, а на дороге какие-то люди махали фонарем. Я не слышала, что они говорили, но он вышел из машины. Это не тот, который был раньше, без бороды, только с усами. И величавый такой, смелый, как рыцарь… Ему не понравилось, что говорят эти люди, он одного оттолкнул, другой хотел его ударить, но он не дался. Их трое, он один… Я читала о таких драках, но никогда не видела. Конечно, они его одолели, он упал, они его долго били чем-то по голове. И еще проверили, жив ли он, совершенно спокойно! Свет очень странно падал, полосками… но я уже, наверно, просыпалась. Нет, спасибо, ничего. Конечно, это ужасно, но я не так испугалась, как в тот раз. Мне старика жалко.

– Вы сможете заснуть?

– Да, конечно. А как у вас голова, еще болит?

– Нет, спасибо, прошло. Спокойной ночи.

«Наверное, – думал Марк, – это и есть сумасшедший священник, о котором говорил Ящер».

Совет должен был собраться в десять тридцать, и после завтрака пришлось гулять в саду, хотя там было и сыро, и холодно. Стрэйк сам подошел, и Марку не понравились и потертая одежда, и грубые башмаки, и темное трагическое лицо. Не таких людей он думал тут встретить.

– Не надейтесь, – говорил Стрэйк, – обойтись без насилия! Сопротивляться нам будут, но мы не испугаемся. Мы будем тверды. Многие скажут, что мы хотели смуты. Пускай! Мы не намерены охранять организованный грех, который зовется обществом.

– Вот и я говорю, – сказал Марк, – что мне вас понять трудно. Я именно хочу охранять общество. Какие еще могут быть цели? Конечно, вы стремитесь к чему-то высшему, нездешнему…

– Всем сердцем, всем разумом, всей душой, – сказал Стрэйк, – я ненавижу эти слова! Такими уловками мир сей, орудие и тело смерти, искажает и уродует простое учение Христа. Царство Божие придет сюда, на землю, и всякая тварь преклонится пред именем Христовым.

Марк легко прочитал бы юным студенткам лекцию об абортах и педерастах, но при этом имени он смутился, покраснел и так рассердился и на себя, и на Стрэйка, что покраснел еще больше. С ужасом вспоминая уроки Закона Божьего, он пробормотал, что не разбирается в богословии.

– В богословии? – гневно переспросил Стрэйк. – Это не богословие! Богословие – болтовня, обман, игрушка для богатых. Я нашел Господа не в лекционных залах, а в угольных шахтах и у гроба моей дочери. Помните мои слова: Царствие придет, здесь, на земле, в Англии. Наука – его орудие, и оно непобедимо. Почему же?

– Потому что наука основана на опыте? – предположил Марк.

– Нет! – вскричал Стрэйк. – Потому что она в руке Божьей! Наука – орудие гнева, а не исцеления. Я не могу объяснить это так называемым христианам. Они слепы. Им мешают грязные клочья либерализма, гуманизма, гуманности. Мешают им и грехи, хотя грехи эти – лучшее, что в них есть. И вот я один, я нищ, я немощен, я недостоин, но я – пророк, и других пророков нет! Господь явится в силе, и всюду, где сила, – Его знамение. Даже самые слабые из тех, с кем я связал свою судьбу, не обольщаются жизнью, не жаждут мира, не держатся за человеческие ценности…

– Значит, – спросил Марк, – вы сотрудничаете с институтом?

– Сотрудничаю? – возмутился Стрэйк. – Сотрудничает ли горшечник с глиной? Сотрудничал ли Господь с Киром? Я использую их. Да и они используют меня, мы орудия друг для друга. Это и вас касается, молодой человек. Выбора нет, назад не уйти, вы положили руку на плуг. Отсюда не уходят. Всякий, кто попытается, погибнет в пустыне. Вопрос лишь в том, рады вы или не рады. Вопрос лишь в том, подвергнетесь ли вы суду или вступите в права наследства. Да, это правда – святые наследуют землю, здесь, у нас, очень скоро! Разве вы не знаете, что мы, и только мы, будем судить ангелов? – Стрэйк понизил голос. – Мертвые воскресают. Вечная жизнь началась. Вы это увидите сами, молодой человек.