Знак - Вероника Рот

В тесном помещении было неуютно и холодно, зато имелась раковина. Акос разделся по пояс. Рубашку, конечно, не отстирать. Он пустил воду – настолько горячую, насколько мог выдержать, – взял маслянистое мыло и принялся яростно тереть руки. Сунул голову под кран. Солоноватая влага тотчас попала в рот.

Когда вода наконец-то смыла запекшуюся кровь из-под ногтей, Акос позволил себе заплакать.

Весь мокрый, он всхлипывал то ли от ужаса, то ли от облегчения. Разрешил своему горлу издавать невнятное бульканье. Ноющие мускулы вздрагивать от горячей воды.

Когда Кайра спустилась по лестнице и открыла дверь, Акос нетвердо стоял на ногах. Вернее, повис на краю раковины, обхватив руками голову. Девушка окликнула его по имени, и он выпрямился. Их взгляды встретились в треснутом зеркале, висящем на стене. По шее и спине Акоса стекала вода. Он закрыл кран.

Кайра перекинула волосы через плечо. Темные, как космос глаза, потеплели, когда она посмотрела на Акоса. Тени обвили ее руки, дотянувшись до ключицы, но они двигались плавно, заторможенно.

– Вас? – спросила Кайра.

Акос кивнул. Ему понравилось, что она не стала произносить пустых слов. Не было ни «Туда ему и дорога!», ни «Ты поступил так, как должен был поступить», ни даже «Все будет хорошо».

Кайра привыкла к аскетизму. Она всегда предпочитала суровую правду. Принадлежала к тому типу людей, которые решительно переломают себе кости, если знают, что новые будут прочнее прежних.

– Ладно, – произнесла она. – Думаю, нам надо найти тебе сухую одежду.

Кайра выглядела усталой, как от тяжелой работы, занявшей целый день. Это было еще одной ее особенностью: нелегкая жизнь подготовила Кайру к трудным ситуациям. Хотя кому-то это могло прийтись не по вкусу.

Акос выдернул пробку из раковины, и ржавая вода, изит за изитом, исчезла в сливе. Взял висевшее рядом полотенце, вытерся. Обернувшись, он заметил, что тени заволновались, нервно задвигались вдоль рук и груди. Кайра поморщилась. Да, многое изменилось: токодар уже не отнимал ее жизненную силу.

Новая Кайра получила возможность чуть-чуть дистанцироваться от боли.

Акос поплелся за ней вверх по лестнице, потом – по коридору на склад. Там обнаружились простыни, полотенца и сменная одежда. Акос выудил из стопки вещей рубашку. Она оказалась великовата, но была чистой.

Кайра поднялась на пустую палубу. Корабль лег на орбиту. Рядом с люком Сифа и Тека заворачивали тело Ори в белую простыню. Дверь камбуза оставалась закрытой: Исэй и Сизи пока не выходили.

Акос встал за спиной у Кайры, смотревшей в иллюминатор. Ее завораживало зрелище бескрайней пустоты космоса.

А ему нравились перемигивание звезд, ровное сияние далеких планет, пурпур токотечения.

– Есть шотетское стихотворение, которое я очень люблю, – вымолвила она на чистом тувенском.

Прежде Кайра почти никогда не говорила с ним по-тувенски. Значит, теперь пришло время для тувенского, для его родного языка.

Сейчас Кайра и Акос были на равных. Кайра едва не погибла, пытаясь этого добиться.

Акос наморщил лоб и задумался. Наверное, о человеке можно судить по тому, как он себя ведет, ощущая боль. Кайра, чьи физические страдания были нескончаемы, хотела пожертвовать жизнью, чтобы освободить Акоса.

Он никогда этого не забудет.

– Его сложно перевести, – продолжила она, – но примерный смысл такой: «Лишь тяжесть на сердце свидетельствует, что справедливость восторжествовала».

– У тебя – отличное произношение, – проговорил Акос.

– Мне нравится, как звучит тувеский, – она дотронулась до горла. – Я сразу начинаю думать о тебе.

Акос взял Кайру за руку, их пальцы переплелись. Тени исчезли, ее смуглая кожа потускнела, но тревога из глаз не ушла. Возможно, если Акос будет сравнивать бездонную космическую пустоту с цветом ее глаз или теплым оттенком ее кожи, ему удастся к ней привыкнуть?

– Справедливость восторжествовала, – повторил он. – Но это лишь только одна из точек зрения.

– Такова и моя точка зрения. А ты, судя по кислому выражению твоего лица, избрал путь вины и отвращения к себе.

– Я хотел его убить. И ненавижу себя за подобные желания, – Акос вздрогнул, взглянув на свои руки, покрытые синяками и царапинами – совсем как лапы Васа.

Кайра помолчала.

– Никто не знает, что правильно в жизни, а что – нет, – ответила она. – Мы лишь делаем то, что в наших силах. И каждый из нас всегда нуждается в милосердии. Сказать, кто меня этому научил? – улыбнулась она. – Ты.

Акос оторопел. Он не представлял, что мог чему-то научить Кайру Ноавек. Зато прекрасно представлял, чем ей придется платить за проявленное милосердие по отношению к Айдже и Ризеку. Кайра сама сделала свой выбор. Вместо выстраданной победы она получила взамен только злобу Исэй и презрение заговорщиков. Но Кайру Ноавек, похоже, не слишком беспокоили такие проблемы. Никто не умел переносить чужую неприязнь так, как Кайра. Временами она словно нарочно подстегивала чужую ненависть.

Акос вздохнул. Он все понимал. Кайра искренне считала, что чем дальше люди будут держаться от нее, тем лучше для них.

– Чего уставился? – спросила она.

– Ты мне нравишься.

– Угу.

– Я имею в виду, ты нравишься мне такой, какая есть. Я не хочу, чтобы ты менялась, – он улыбнулся. – Я никогда не думал о тебе как о чудовище, оружии или… как ты еще себя именовала? Ржавый…

Он не договорил. Ее ладонь прижалась к его губам, не давая произнести слово «гвоздь». Прохладные, чуткие пальцы пробежались по шрамам и кровоподтекам, будто желали их забрать. Он ощутил запах тихоцветов, солефрутов и своего родного дома.

Акос вдохнул аромат ее кожи. Они оба становились смелее: пальцы запутывались в волосах, цеплялись за полы рубашек, находили незнакомые прежде места, – мягкий изгиб ее талии, ямочку на его шее. Тела прижимались друг к другу: грудь к груди и колено к колену…

– Эй, вы двое! – закричала Тека, появляясь на палубе. – Не на публике же!

Кайра резко развернулась и сердито посмотрела на Теку.

Акос знал, что она сейчас чувствует. Ему тоже хотелось большего.

Ему хотелось всего.

Я спустилась по лестнице, ведущей на склад, где заперли моего брата. Двери были из прочного металла, однако в них имелись вентиляционные отверстия. Я замедлила шаг. Каждый раз, когда корабль вздрагивал, над моей головой мигали лампы.

Отверстия находились на уровне глаз. Я приникла к ним и заглянула в помещение, ожидая увидеть бесчувственного Ризека на полу рядом с бутылками растворителя или кислородными баллонами. Не тут-то было. Сначала я вообще никого не увидела. Судорожно хватала ртом воздух, намереваясь позвать на помощь, но внезапно в поле зрения возник Ризек.