Дилетант галактических войн - Михаил Михеев

Правда, с наркотиками он собирался покончить, для имперского крейсера накрыть, например, все опиумные поля вкупе с окружающими их деревнями чем-нибудь смертоносным было отнюдь не тяжело. Да и отдать глав мафиозных кланов Ланцету на опыты тоже было делом достаточно легко осуществимым и, по мнению адмирала, богоугодным. Но это было в планах на будущее, и лечение наркоманов в эти планы всё равно не входило, потому что имеющимися средствами полного излечения не добиться, а люди с уже в любом случае развившимися под действием наркотиков психическими и, главное, генетическими отклонениями адмирала, в общем-то, не интересовали. К тому же активная борьба с наркомафией означала установление фактического контроля как минимум над Россией, а в перспективе и над всей планетой, а к этому адмирал пока не был готов.

Вот такая сложилась к отлёту Ковалёва ситуация, но она его, честно говоря, напрягала не сильно, он и так сделал больше, чем от него можно было ожидать, во всяком случае учитывая то, что его вертолёт так и не был найден. Поэтому он и отправлялся на войну с лёгким сердцем, а в том, что война его ждёт, он ни капли не сомневался и поэтому не собирался напрягаться дальше. Во всяком случае, до тех пор, пока сам не захочет установить на планете тот порядок, который сочтёт нужным.

В общем, закончив инспекцию, а параллельно экскурсию для дочери, Ковалёв вернулся на линкор, где раздал ЦУ местному начальству. Нельзя сказать, что оно, это начальство, в указаниях нуждалось, все здесь и так знали свой манёвр, но таковы были правила игры. Адмирал знал, что они знают, что он знает — и так до бесконечности, но положение обязывало всех собрать, объяснить «политику партии», кого-то слегка высечь прилюдно, кого-то так же слегка поощрить. Бюрократия, пусть и армейская, и никуда от неё не денешься. А вот после общего сборища пошли уже разговоры один на один, и это было куда серьёзнее — там раздавались конкретные указания, там чётко была поставлена задача по созданию сил быстрого реагирования. И если на общем сборище Олаф был представлен как их командир, то в приватных беседах со старшими офицерами базы уже ясно давалась команда помочь всем, чем можно, и не дай бог задание будет провалено — по мозгам получат все. Заодно был отдан приказ любой ценой ускорить восстановление трофейного линкора, получившего имя «Инквизитор» (Ковалёву был иногда свойствен чёрный юмор), его модернизацию, обеспечить формирование команд, для чего увеличить рекрутский набор на планете и много чего ещё. Адмирал не зря почти не спал в последние дни, составляя длинные циркуляры того, что надо сделать. И он, в отличие от многих командующих, не собирался детально расписывать, как это будет делаться, на то исполнители есть. Получили команду — действуйте, отрабатывайте авансом полученные звания.

На следующий день два тяжёлых корабля в сопровождении модернизированных трофейных лоханок двинулись навстречу новой войне.

Я хотел бы пройти сто дорог, а прошёл пятьдесят.

Я хотел переплыть пять морей, переплыл лишь одно.

Я хотел отыскать берег тот, где задумчивый сад,

А вода не пускала и только тянула на дно.

«Машина времени»

К орбитальной станции они причаливали лихо, даже слишком лихо, — Ковалёв, благодаря оптическим усилителям, отлично видел сквозь прозрачную, защищённую только силовым полем стену стыковочного шлюза, как разбегались собравшиеся их встречать, причём и техники из местных, и закалённые в боях земные десантники драпали с одинаковым проворством. И было от чего — огромная туша линкора с приличной скоростью пёрла прямиком в борт станции и лишь в последний момент развернулась. Взвыли тормозные и маневровые движки, однако казалось, ничто не сможет остановить чудовищную махину, огромная масса которой делает её равно и неторопливой, и неудержимой. И лишь когда линкор замер буквально в считаных сантиметрах от стыковочного узла, Ковалёв, украдкой переведя дух, обернулся и погрозил кулаком Синицыну. Тот сделал невинные глаза, как будто это и не он программировал ходовой компьютер линкора на совершение этаких кульбитов, но, судя по бледной роже, сам изрядно переволновался.

Вообще это было, конечно, лихачество. Обычно даже не столь крупные корабли подходили тихонечко и занимали швартовочную позицию в сотне-другой метров от станции, после чего аккуратно подтягивались к ней силовым захватом, однако между экипажами кораблей велось постоянное негласное соревнование на извечную мужскую тему: кто круче. Сейчас Синицын лишний раз подтвердил, что на «Громовой звезде» элитный экипаж, в котором все поголовно сверхасы, и остальным до них тянуться и тянуться. Ковалёв подумал несколько секунд, что ему делать с талантливым, но не в меру ретивым штурманом, потом плюнул и решил наедине дать ему суровый втык, но официально оставить всё как есть, а красивый манёвр засчитать ему как последний экзамен на должность командира. В конце концов, ничего ведь не случилось, а, как известно, нет тела — нет и дела.

К тому же полёт прошёл на редкость буднично, можно даже сказать, рутинно. И в самом-то деле, чего ждать от него, если курс проложен с расчётом максимальной безопасности и ни к одной звезде корабли не подходили ближе чем на пару парсек. Остаются разве что случайные встречи, но в этом, далеко не самом развитом, секторе галактики столкнуться с кем-то — это уже если и не из области фантастики, то во всяком случае точно из области везения. Или невезения, но это уж для кого как. Так что штурманы работали, артиллеристы скучали, десантники качали мускулы, словом, все были при деле.

В результате ребяческая выходка Синицына стала логичной кульминацией этого затянувшегося похода, ибо самый безопасный путь редко бывает самым коротким. И надо признать, сработал штурман мастерски, учёл всё — и массу корабля, и мощность его двигателей, и притяжение планеты, и даже слабое, но, тем не менее всё равно существующее сопротивление силового поля базы, не говоря уж о том, что и станция, и планета непрерывно перемещались в пространстве. Ничего не попишешь, Синицын был талантливым штурманом, который, как надеялся Ковалёв, скоро станет хорошим командиром. Если не погибнет в первом же бою и не угробит корабль вместе с экипажем. По этому поводу Ковалёв тоже намерен был иметь с Синицыным серьёзный разговор, но это, что называется, не сейчас.

Дальнейшая стыковка прошла на редкость просто. Обычно проблема была в том, что масса, скажем, линкора была заметно больше массы орбитальной станции. В результате попытка подтянуть к себе такой корабль привела бы к тому, что станция просто сошла бы с орбиты, и поэтому для компенсации приходилось задействовать маневровые двигатели как самой станции, так и швартующегося корабля. Однако несколько сантиметров роли не играли, и теперь операторам швартовочной команды оставалось лишь включить на несколько секунд захваты — и станция соединилась с линкором в единое целое.

Интересная это была станция. Она была разработана и построена в незапамятные времена и как имперская орбитальная крепость давным-давно морально устарела. После списания её из состава флота крепость много лет висела на орбите в консервации, пока военные решали, что с ней делать, — нормальная ситуация: использовать вроде нет смысла, а выкинуть жалко. Однако мирно и бесполезно висящая станция с каждым годом устаревала всё больше, при этом её ценность падала, а расходы на амортизацию, соответственно, росли. Ситуация заставила чиновников поторопиться, и дело сдвинулось наконец с мёртвой точки. В результате станцию, сняв с неё оружие, продали по дешёвке (но всё равно выручив больше, чем за простой металлолом) частному грузоперевозчику. Тот, в свою очередь, снял с неё ненужную уже броню и переоборудовал в орбитальный грузовой терминал, благо трюмы у неё были на редкость вместительные. Ещё бы им не быть таковыми — по первоначальному проекту станции такого типа должны были оборонять дальние колонии, а стало быть, в случае нужды действовать как самостоятельные боевые единицы с большой автономностью. А когда нужда в этом отпала и из трюмов выгрузили запасы ракет, продовольствия, боевые боты и вообще тысячу мелочей, необходимых в бою, но бесполезных в мирной жизни, покупатель смог осмотреть огромное пространство, открывшееся перед ним, и понять, что вложение денег получилось более чем удачным.