Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Сергей, сын Святослава (Сергей Прокофьев-младший), вспоминал, как проводил лето в пионерском лагере рядом с Николиной Горой. Дважды в день он вместе с другими ребятами ходил купаться в реке, и путь их лежал мимо дачи. Мальчик не обращал внимания, что аллея, в которой находится дом, названа в честь его деда. Он мало знал о жизни бабушки и никогда не слышал о Мире Мендельсон. Когда Сергей женится, и у него родятся две дочери, они тоже будут проводить лето на той самой даче, играя с соседскими детьми и не подозревая об исторической значимости этого места.

Хотя дети и внуки Лины воспитывались в СССР как советские граждане, все они в конце концов уехали на Запад, в некотором роде повторив путь Лины. Правда, двинулись они в обратном направлении. Первым уехал Олег. В 1969 году он развелся с Софьей и получил долгожданное разрешение на брак с англичанкой Камиллой Грей, исследовательницей русского авангарда. Они познакомились в Москве в 1962 году, когда Камилла приехала в Москву проводить научное исследование, результаты которого вошли в ее знаменитую книгу «Русский эксперимент в искусстве: 1863–1922». В 1963 году они решили пожениться, но для этого должны были получить разрешение советских чиновников. В октябре 1970 года они отпраздновали рождение дочери Анастасии и купили живописный дом на берегу Химкинского водохранилища, там, где раньше располагался поселок Новобутаково. Там же берет свое начало Канал имени Москвы, который соединяет Москву-реку с Волгой и был вырыт вручную заключенными ГУЛАГа в 1930-х годах[564].

В декабре 1971 года Грей умерла от печеночной недостаточности, вызванной вирусным гепатитом. Это случилось во время отдыха на Черном море, когда Камилла была беременна во второй раз. Ни ее, ни ребенка спасти не удалось. Олег просил дать ему разрешение поехать в Англию на похороны жены. Он получил загранпаспорт сроком на пять лет и уехал насовсем. С собой он увез маленькую дочку и чемодан, в котором было несколько его картин. К сожалению, в дороге холсты были повреждены, поскольку было решено, что содержимое чемодана не имеет ценности и не требует осторожного обращения. Родители Камиллы взяли на себя заботу об Анастасии, а Олег стал научным сотрудником отделения изящных искусств Университета Лидса. Его дом в Химках, редкий в Советском Союзе пример частной собственности, Лина продала какому-то художнику[565].

Сын Святослава, Сергей, с женой Ириной и дочерьми Линой и Никой уехали во Францию в июне 1990 года. Они обосновались в Париже и в 2000 году получили французское гражданство. У Сергея было счастливое детство в Москве, однако знакомые места изменились до неузнаваемости – не стало фонтана и цветов во дворе дома на улице Чкалова[566], и поселок Николина Гора перестал быть тихим из-за активного автомобильного движения. Однако Святослав с женой Надеждой не разделяли желания сына сменить место жительства и были вполне довольны своей спокойной жизнью в московской квартире и на даче. Тем не менее Святослав получил французское гражданство по праву рождения, главным образом для того, чтобы иметь возможность видеться с сыном и внуками. Несмотря на преклонный возраст, Святослав с Надеждой часто ездили из Москвы и Париж. Святослав умер в Париже 7 декабря 2010 года, на восемь лет пережив жену. В то время, когда шла работа над этой книгой, его квартира в Москве была свободна; дача продавалась, и никто не собирался превращать ее в мемориальный музей.

16 августа 1974 года Лина в очередной раз обратилась с просьбой разрешить ей выехать из Советского Союза, чтобы повидать сына Олега и внучку Анастасию. Письмо она адресовала Юрию Андропову, в то время он был председателем Комитета государственной безопасности СССР, КГБ, а в 1982 году стал генеральным секретарем ЦК КПСС. Приглашение от родителей Камиллы Грей пришло в 1973 году, и с тех пор Лина безуспешно пыталась получить разрешение на поездку в Отделе виз и регистрации (ОВИР). Первый отказ пришел после восьмимесячного ожидания – немалый срок для пенсионерки, возраст которой приближался к 77 годам. Линино письмо Андропову представляло собой удивительное сочетание сердитых претензий с искренними просьбами о сострадании. Лина смело писала, что не может «согласиться с несправедливостью, причиненной мне ОВИРом… мысль, что я так и умру, не повидав внучку и сына, невыносима»[567]. Затем, набравшись еще большей смелости, Лина объявила главе КГБ, что «как вдова Прокофьева я известна в мире культуры за границей. Отказ дать мне разрешение на выезд вызовет ненужный интерес у прессы. Мне хотелось бы избежать скандала, но с каждым месяцем становится все труднее объяснять, что документы находятся в процессе оформления»[568]. Более того, Лина взяла на себя смелость написать Леониду Брежневу, преемнику Хрущева на посту руководителя страны, заявив, что неоднократно подвергалась плохому обращению со стороны советского бюрократического аппарата, несмотря на то что в 1936 году Советский Союз стал для нее «второй родиной» и она гордится «успехами и достижениями» советского народа[569]. К примеру, она пожертвовала 59 тысяч французских франков в Советский фонд мира. Давая понять, что государство в некотором долгу перед ней, Лина охарактеризовала восемь лет в лагерях как «ужасную ошибку, допущенную в отношении меня»[570]. Лина написала, что теперь эта ужасная несправедливость усугубляется тем, что безо всяких на то оснований ее не пускают на Запад на премьеры произведений мужа. Но самое ужасное, что она не может повидаться с сыном и внучкой, по которым ужасно скучает.