📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаМалюта Скуратов. Вельможный кат - Юрий Щеглов

Малюта Скуратов. Вельможный кат - Юрий Щеглов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 173
Перейти на страницу:

— Престол Всевышнего окружаешь ты убиенными мною: вот новая ересь! Никто, по слову апостола, не может видеть Бога. Положи свою грамоту в могилу с собою: сим докажешь, что и последняя искра христианства в тебе угасла: ибо христианин умирает с любовию, с прощением, а не с злобою! — заключил Иоанн, возвратившись на покинутое им недавно место.

Никто из европейских государей не имел полемического таланта такой силы, никто не был столь изворотлив, как он. Он мог бы поспорить со всем миром. Он умел с непревзойденной ловкостью отыскать у противника уязвимое место и точно ударить в цель. В нем присутствовало что-то от Малюты, который знал самые болезненные уголки человеческого тела.

Спокойным и плавным, как опавшая волна, голосом он сурово пригвоздил бывшего друга к позорному столбу. Надо отнять у безумца право называться русским князем и боярином.

— К довершению измены называешь ливонский город Вольмар областию короля Сигизмунда и надеешься от него милости, оставив своего законного, Богом данного тебе властителя. Ты избрал себе государя лучшего! Великий король твой есть раб рабов: удивительно ли, что его хвалят рабы? Но умолкаю… — Иоанн откровенно любовался собой: он вполне мог составить послание Курбскому и сам — разве ему кто-нибудь когда-нибудь был нужен? нет, никогда! — Соломон не велит плодить речей с безумными: таков ты действительно!

Привычка несогласных объявлять сумасшедшими не от Иоанна пошла и не на нем закончилась. С дорюриковских времен владетельные князья объявляли соперников и оппонентов лишенными разума.

— Писано нашея великия России в царствующем граде Москве, лета мироздания 7072, июля месяца в 5 день.

Иоанн глубоко вздохнул и рывком поднялся с кресла. В окне сияло солнце. На небе — ни облачка, ни даже легкой туманной дымки, столь свойственной жаркой погожей поре. Дышалось свободно и привольно. Он окинул взором притихших присутствовавших. Вечером на пиру он их одарит, но не сейчас. Сейчас он выйдет из горницы и не обернется, оставив не соратников, не придворных, не сподвижников, а именно присутствующих при нем в состоянии близком к ужасу, с недоумевающими и смущенными полуулыбками на лицах.

Театр Иоанна, отобравшего у славного деда кличку Грозный, обладал редкими и неповторимыми особенностями, которые мог бы понять и объяснить только его далекий наследник, чуждый по крови, но не чуждый по духу.

Содеянное — эта великая и знаменитая в будущем эпистола — принадлежит ему и никому больше.

Лишь Малюта последовал за властелином в мертвом молчании и без зова. Теперь Иоанн с ним не расставался, отпуская редко на Берсеневку к жене и детям. Ночью Малюта спал поблизости — на покрытом ковром топчане. Похожий поставили и в сенях царицы Марии. У Иоанна не существовало интимных тайн от Малюты.

Фигура царя таинственным образом отбрасывала двойную тень и при солнце — единственном источнике освещения.

Часть третья За пределами этого мира
Правительственная трасса

I

Кого только не притягивала Москва! И какие только слухи в ней не роились! Она была набита ливонскими эмигрантами и европейскими авантюристами неизвестного и непонятного русским происхождения. И под какими только предлогами они не просачивались в столицу Московии! И отчего только не оставались в своем фатерланде — в благословенной Германии и Швеции, будто бы богатых и свободных странах! Разве там не нужны были мастера-оружейники, рудознавцы, лекари, золотоискатели, юристы и толмачи?! А видно, не нужны, коли слетались сюда, как мухи на мед, ругательски притом ругая пригревшую их землю. Кое-кого, правда, привозили насильно, взяв в плен, но в плен-то брали вдали от немецкой, шведской или какой-нибудь другой родины.

В многочисленных московских слободках — за Яузой на Болвановке и за Москвой-рекой в Наливках — можно было встретить и простых наемников — рейтар и ландскнехтов, безымянных персонажей любой драки, и военных инженеров вроде Николауса, который помог заложить бочки с порохом под стены Казани, и командиров целых отрядов с фамилиями чужими и подозрительными для русского уха. Ну можно ли доверять какому-нибудь Францбеку?! Какой резон шотландскому стрелку жизнь отдавать за московские интересы?! Врачей было особенно много среди чужеземцев. Лекарь каждому нужен, и медицинские услуги стоят дорого. Звон злата привлекал сынов туманного Альбиона, а уж о немчинах и говорить нечего. Кишмя кишели! Гонцы боярские в слободки летали тучами, и так наловчились, что не путали Роберта Якоби с Арнульфом Линзеем, а Адриана Кальба — с Фромгольдом Ганом, Франциска Черри — с Генрихом Штальбрудером, хотя от хозяев получали весьма приблизительные ориентиры.

— Вези того, кто снадобья дает сладкие!

И холоп отправлялся бегом во все лопатки к Елисею Бомелию — вестфальцу, по мнению одних, то есть немчину, или англичанину, по мнению других. Лекарь Бомелий тут же ехал в боярские хоромы, обстукивал и обслушивал страдальца, получая мзду и оставлял лекарства. Потом говорили, что и отраву мог по чьему-либо наущению подложить.

Разная публика здесь вертелась, постепенно обживаясь и врастая в русскую жизнь. Иные и знаменитыми стали, как Иоганн Таубе и Элерт Крузе, но немногие сохранили привязанность к новой родине, преувеличивая ее недостатки и преуменьшая полученные выгоды. Очутившись в Европе, распространяли небылицы, искажая смысл ими увиденного, перевирая факты и путая события. А между тем только их докладные, писанные по заданию властителей, иногда смахивающие то на сказки, то на частные мемуары, являются единственным, если не считать официальных и полуофициальных летописей, источником наших знаний.

Впрочем, отчаянная эпоха порождает отчаянные тексты.

— Не все немчины виноваты в наших бедах, не все немчины — дурные люди, — любил бравировать широтой взглядов Алексей Данилович Басманов, одного из таких немчинов чуть ли не ежедневно приглашая в гости.

Как Генрих Штаден к нему втерся?! И не к нему одному! Видимо, сперва через сына Федора, ровесника и товарища по разным молодеческим играм. Конечно, Басманов понимал, что Штаден — обыкновенный авантюрист, хватающийся за все, с темным уголовным прошлым, не раз за то наказанный тюрьмой и тяжелой каторжной работой, типичный наемник, готовый служить чему угодно и кому угодно за злато, но привлекательный силой и смелостью, въедливой памятью и хваткой. Через Штадена, хотя и не через одного Штадена, Басманов получал информацию о том, что болтают в чужеземных слободках да и на торговых улочках Кремля.

II

Несмотря на двадцать с небольшим лет, Генрих кое-что соображал и иногда подбрасывал разумные советы Басмановым.

В Москве Генрих появился через несколько дней после бегства князя Курбского. А летом на довольно чистом русском языке предупреждал Басманова-старшего:

— Не тот человек князь Андрей, чтобы развлекать Жигмонта и плясать на балах. Он захочет отомстить вашему государю. И готов встать во главе литовских и польских отрядов. Жигмонт подарил князю Ковель, а этот город — один из богатейших в королевстве. Курбский коварен, и у меня есть тому доказательства.

1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 173
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?