Дочь фараона - Георг Эберс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 136
Перейти на страницу:

Ороэт одобрительно кивнул головой и сказал:

– Я тоже имею такое изображение стран света. Уроженец Милета по имени Гекатей[91], постоянно совершающий путешествия, начертил его и променял мне на открытый лист.

– Чего только не выдумают эти эллины! – воскликнул Зопир, который никак не мог представить себе, какой вид должно иметь это изображение Земли.

– Я покажу тебе завтра мою медную доску, – сказал Ороэт, – теперь же нам не следует снова прерывать Дария.

– Итак, Фанес отправился в Аравию, – продолжал рассказчик, – тогда как Прексасп поехал не для того только, чтобы передать тебе, Ороэту, приказание собрать, по возможности, большое число солдат, в особенности ионийцев и карийцев, которыми будет командовать афинянин, – но для того, чтобы предложить Поликрату быть нашим союзником.

– Союз с этим морским разбойником? – спросил Ороэт, чело которого омрачилось.

– С ним самым, – сказал Прексасп, нарочно не обратив внимания на негодующее выражение лица Ороэта. – Фанесу уже обещано много хороших кораблей, так что мое посольство будет иметь благоприятный исход.

– Финикийских, сирийских и ионийских военных судов было бы достаточно для того, чтобы победить египетский флот.

– Положим, что и так. Но если бы Поликрат оказался нашим противником, то мы едва ли были бы в состоянии удержаться на море; ведь ты сам же говорил, что он всем распоряжается в Эгейском море.

– А я все-таки не одобряю какого бы то ни было соглашения с разбойником.

– Прежде всего мы ищем сильных союзников, а морское могущество Поликрата несомненно. Только тогда, когда с его помощью мы станем обладателями Египта, наступит время унизить его гордость. До поры до времени я прошу тебя обуздать твое личное недовольство и думать только об успехе нашего великого предприятия. Это я говорю тебе от имени царя, кольцо которого я ношу на руке и которое мне поручено показать тебе.

Ороэт слегка поклонился перед этим знаком самодержавной власти и спросил:

– Чего требует от меня Камбис?

– Он приказывает, чтобы ты употребил всевозможные усилия для заключения союза с самосцем. Кроме того, ты должен как можно скорее присоединить свои войска к великой персидской армии на вавилонской равнине.

Сатрап поклонился и с недовольным видом покинул комнату. Едва его шаги смолкли в колоннаде внутреннего двора, Зопир воскликнул:

– Бедняк! Ему тяжело проявлять любезность к наглецу, который позволял себе относительно его много дерзких выходок. Подумайте только об истории с врачом!

– Ты слишком мягкосердечен, – сказал Дарий, прерывая своего друга. – Этот Ороэт не нравится мне. Не следует таким образом принимать приказания царя! Разве вы не видели, как он до крови закусил губы, когда Прексасп показал ему перстень с царской печатью?

– Этот человек отличается непоколебимым упрямством! – воскликнул посол. – Он ушел от нас так скоро потому, что не мог более обуздывать свой гнев.

– Несмотря на все это, я прошу тебя, – сказал Бартия, – не извещать моего брата о поведении сатрапа, которому я благодарен за помощь.

Прексасп утвердительно кивнул, и Дарий сказал:

– Во всяком случае, надобно иметь неослабный надзор за этим человеком. Именно здесь, в таком дальнем расстоянии от местопребывания царя, нам нужны наместники, которые охотнее слушались бы своего повелителя, чем Ороэт, который воображает себя лидийским властителем.

– Ты сердишься на сатрапа? – спросил Зопир.

– Да, сержусь. Кого бы мне ни случилось встретить, всякий человек с первого разу внушает мне любовь или отвращение. Это быстрое, необъяснимое чувство редко обманывало меня. Ороэт не понравился мне уже тогда, когда он не успел еще произнести ни одного слова. Так же было и с египтянином Псаметихом, между тем как я почувствовал симпатию к Амазису.

– Ты во всем отличаешься от нас! – со смехом сказал Зопир. – Теперь же окажи мне услугу и оставь в покое бедного Ороэта; хорошо, что он уехал, так как ты можешь не стесняясь говорить о родине. Что поделывают Кассандана и твоя богиня Атосса? Как поживает Крез? Как живут мои жены? Они скоро получат новую собеседницу, так как я думаю посвататься завтра за хорошенькую дочку Ороэта. Глазами мы уже много сказали друг другу. Не знаю, говорили ли мы по-персидски или по-сирийски, но мы сообщали друг другу самые приятные вещи.

Друзья расхохотались, а Дарий, увлеченный всеобщей веселостью, воскликнул:

– Теперь вы услышите радостную весть, которую я приберег под конец, как самую приятную новость. Эй, Бартия, навостри уши! Твоя мать, благородная Кассандана, прозрела! Да, да – это полнейшая неопровержимая истина! Кто вылечил ее? Разумеется, не кто другой, как хмурый египтянин, который теперь сделался, если возможно, еще мрачнее прежнего. Только успокойтесь и позвольте мне продолжить, иначе Бартии не придется уснуть раньше рассвета. Впрочем, нам следовало бы разойтись уже в эту минуту, так как вы слышали все самое приятное и сможете теперь видеть хорошие сны. Не хотите? Тогда, призвав имя Митры, я должен рассказывать дальше, хотя мое сердце и будет обливаться при этом кровью. Начну с царя. Пока Фанес оставался в Вавилоне, Камбис, казалось, забыл свою тоску по египтянке. Афинянин не оставлял его ни на минуту. Они были так же неразлучны, как Рахш[92]и Рустем. Камбису не оставалось времени для грусти, так как эллин каждую минуту придумывал что-нибудь новое и занимал не только царя, но и всех нас. При этом все чувствовали к нему симпатию, – мне кажется, потому, что никто не мог ему завидовать. Как только Фанес хоть на минуту оставался один, у него на глазах тотчас выступали слезы при воспоминании об убитом сыне; потому была вдвое удивительнее его веселость, которую он успел сообщить и твоему серьезному брату, любезный Бартия. Каждое утро он с Камбисом и всеми нами ездил верхом к Евфрату и с удовольствием смотрел на упражнения мальчиков-Ахеменидов.

Когда он видел, что дети с великой быстротой мчатся мимо песочных холмов и стрелами разбивают стоящие на них сосуды, когда он видел, как они бросают друг в друга деревянными обрубками и ловко уклоняются от них, то он сознавался, что не умеет подражать этому, а предлагал состязаться со всеми нами в бросании копья и единоборстве. Со свойственной ему живостью он соскакивал с лошади, сбрасывал с себя платье и при криках восторга со стороны детей бросал на песок, точно перышко, их главного борца. Затем он поборол достаточное число хвастунов и, вероятно, победил бы и меня, если бы не был слишком измучен. Впрочем, я могу уверить вас, что я сильнее его, так как могу поднимать более тяжелые обрубки; но афинянин обладает ловкостью угря и охватывает своих противников необыкновенными объятиями. Его нагота также имеет для него удобство. По-настоящему, если откинуть в сторону приличие, следовало бы бороться не иначе, как обнаженным, и при этом, по примеру эллинов, натирать тело оливковым маслом. В бросании копья он также одерживал над нами верх; что же касается до стрел царя, – который, как вам известно, гордится приобретенной им славой лучшего стрелка во всей Персии, – то они действительно улетали дальше стрел Фанеса. Более всего он хвалил наш обычай, когда побежденный должен после единоборства поцеловать руку победителя. Наконец, он показал нам новый способ упражнения: кулачный бой. Его применение на деле, однако, не захотел испробовать ни один из свободных людей, поэтому царь приказал призвать самого высокого и сильного из всех слуг, Бесса, моего конюха, который своими огромными руками так крепко сжимает задние ноги лошади, что она дрожит и не может сойти с места. Громадный забияка, превышавший Фанеса, по крайней мере, на целую голову, засмеялся и с состраданием пожал плечами, услыхав, что ему следует испробовать кулачный бой с чужеземцем. Уверенный в своей победе, он стал против афинянина и нанес ему сокрушительный удар, который убил бы слона, но Фанес увернулся от него и в ту же минуту ударил великана кулаком между глаз так сильно, что у того изо рта и из носу хлынул поток крови, и он с воем грохнулся наземь. Когда его подняли, то его лицо уподоблялось зеленовато-синей тыкве. Мальчики были в восторге от этого поединка, мы же удивлялись ловкости эллина и радовались веселому настроению царя, которое выказывалось всего более тогда, когда Фанес пел ему игривые и плясовые греческие песни, аккомпанируя себе на лютне.

1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 136
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?