Полночная ведьма - Пола Брекстон

– Пока еще немного.

– Тогда ты, видимо, питаешь к нему особые чувства… Когда? – вдруг спрашивает он. – Когда ты ему сказала?

– Еще до войны. И до… до того, что случилось с Фредди. Но потом я подумала и решила, что это невозможно. Неправильно было бы вот так пускать в мою жизнь неволшебника.

Он запускает пальцы в волосы, и на мгновение мне кажется, что он заплачет.

– Все это время… Ты оставила его, но так и не перестала любить, да?

Я медленно качаю головой и закрываю глаза, чтобы не видеть той боли, которую я ему причинила.

– Лили, ради всего святого, будь осторожна. Лишь очень немногие неволшебники подозревают о существовании Клана Лазаря. Ты ведь почти не знаешь этого… художника. Ты сама мне сказала, что не видела его несколько лет. И ты не знакома с его семьей…

– Я знаю, что люблю его.

– И эта твоя любовь мешает тебе понять, что разумно, а что нет.

– Мне очень жаль, если тебе не нравится, что я рассказала ему о клане.

– Дело вовсе не в том, что мне нравится, а что не нравится! – говорит он несколько резче, чем, наверное, хотел. – Дело вовсе не в этом. Я просто призываю тебя быть осторожной.

Мы снова замолкаем, и наше молчание полно сожалений и печали. Мимо проходит молодая пара: он держит ее под руку и смотрит только на нее, а она – только на него. Где-то неподалеку лает собака.

На дереве начинает свою песню лесной голубь.

– Должно быть, ты его очень любишь, – устало говорит Льюис.

Я не могу смотреть на него. Мне кажется, если я сейчас взгляну на него, то заплачу.

– Мне очень жаль, Льюис. Правда, очень жаль.

– Мне тоже очень жаль, Лили, – шепчет он, глядя на розы. – Очень, очень жаль.

* * *

Брэм знает, что придет на свидание с Лилит раньше назначенного времени. Он знал это уже тогда, когда выходил из дома Мэнгана, но ему так хочется увидеть ее, он так счастлив от мысли, что она будет рядом, что ему кажется, будто он немного не в себе. Он просто не мог и дальше мерить шагами свою комнату на чердаке и, спустившись, быстрым шагом направился в сторону площади Фицрой. Лилит предупредила его, что хотя развалины разбомбленного дома и расчищены, новое строительство на этом месте еще не началось и оно представляет собой тяжелое зрелище. Однако он все равно не готов к тому действию, которое оказывает на него вид площади. Находящийся в центре сад не пострадал, целы и здания на двух ее сторонах, однако два других дома или стерты с лица земли, как и дом номер один, или были так повреждены взрывами бомб и последовавшими за этим пожарами, что их пришлось снести. Хотя большую часть развалин расчистили, улица, где они стояли, напоминает огромную открытую рану. Воронку на месте дома номер один засыпали, но на ее месте все еще остается небольшая впадина. Брэм стоит на самом ее краю, удивляясь, как кто-то в доме смог выжить. Лилит сказала ему, что во время бомбежки была в находившемся под домом подземном зале, но с тех пор он узнал, что из тех, кто там был, больше не уцелел никто. Он чувствует, как его обдает волна холода при мысли о Лилит, раздавленной обломками и замурованной под землей в то время, когда он был в тысячах миль от нее. Как ужасно было бы, если бы она умерла такой смертью. Как ужасно было бы, если бы он ее потерял.

– Сейчас даже трудно себе представить, что когда-то здесь стоял дом.

От звука голоса Лилит Брэм вздрагивает. Обернувшись, он видит, что она стоит рядом. Она одета в простое темно-зеленое платье на бретельках с низкой талией и юбкой, которая кончается значительно выше ее стройных лодыжек. Оно сшито из шифона, надето на шелковый чехол и колышется при каждом ее движении. Ближе к вырезу на нем искусно вышиты две стрекозы. На ней также надеты светло-зеленые перчатки и прелестная шляпка более яркого оттенка того же цвета, из-под которой выглядывают блестящие, коротко остриженные волосы.

Она Лилит. Моя Лилит.

– Ты выглядишь потрясающе, – говорит он. – Но ты немного грустна. Должно быть, тебе нелегко возвращаться сюда.

– Да, нелегко. Но вид этого места также лишний раз напоминает, как мне повезло, что я осталась жива. Не все в доме уцелели.

– Трудно поверить, что хоть кто-то смог выжить при таких разрушениях.

– Я была глубоко под землей.

– В каком-то особом зале?

– В Большом зале. – Лилит подходит к нему и берет его под руку. – Пошли, – говорит она. – Нам не следует опаздывать.

Они вместе идут к таксомотору, на котором она приехала, садятся в него и уезжают. Стоит прекрасный погожий день, над Лондоном раскинулось ярко-голубое небо, в парках все расцвело. Но эту красоту то здесь, то там уродуют пустые участки, на которых стояли разбомбленные во время войны дома, напоминая своим видом дыры, зияющие на месте выбитых зубов. Когда таксомотор проезжает по Холборну, Лилит показывает Брэму ничем не примечательную церковь.

– Это монастырь Пресвятой Марии.

– Тот монастырь, где ты работала волонтеркой?

– Да. Монашки просто чудесны. Знаешь, Брэм, я ими так восхищаюсь. – Она вдруг сжимает его руку, и он вглядывается в ее лицо, ища в этих словах скрытый смысл. – Если бы мне понадобилось безопасное место, я бы пошла в этот монастырь. И доверила бы его сестрам самое дорогое. Ты ведь запомнишь мои слова, да?

Он улыбается и кивает. Не понимая, почему она это говорит, но чувствуя: это для нее важно.

– Да, запомню, – говорит он.

Они доезжают до Темзы, проезжают что-то около мили по ее набережной, потом сворачивают на улицу в Челси, по обеим сторонам которой стоят красивые викторианские дома. Таксист останавливает автомобиль у высокого краснокирпичного дома, и вышедший из него лакей открывает перед Лилит пассажирскую дверь. Вслед за ней на тротуар выходит Брэм, чувствуя, как его охватывает нервозность.

– Все будет хорошо, – уверяет Лилит. – Они не кусаются.

– Так ты еще и читаешь мысли?

Лилит улыбается.

– Все написано у тебя на лице.

– А я-то надеялся, что выгляжу спокойным и уверенным в себе.

– Наверное, другим людям ты таким и кажешься, но только не мне.

Они вместе входят в лондонский особняк лорда Граймса. Лакей проводит их по сдержанно, но богато обставленному вестибюлю и через доходящее до пола двустворчатое окно выводит в находящийся за домом сад, обнесенный каменной стеной. Здесь все дышит светской утонченностью и напоминает Брэму довоенные времена. Среди гостей молча двигаются лакеи в ливреях, высоко держа серебряные подносы с ледяным шампанским, коктейлями и крошечными изысканными канапе. Проходя по саду, Брэм слышит обрывки учтивых бесед. Когда Лилит пригласила его на прием в саду, она сказала, что все гости, кроме него, будут членами Клана Лазаря. Из ее слов он понял – это не обычные люди. Магия, которую творила Лилит и которую он имел возможность наблюдать, и мучения, причиненные Темным духом, помогли ему составить собственное мнение о мире колдунов. И все же теперь, стоя среди цветочных клумб и зеленых лужаек и глядя на весело болтающих элегантно одетых мужчин и женщин, он лишь с трудом может поверить, что его со всех сторон окружают волшебники и волшебницы.