Меч эльфов - Бернхард Хеннен

Человек с бакенбардами повертел монету в пальцах.

— Это твоя королева?

Ахтап промолчал.

Серебро со звоном упало на землю рядом с ним. Он хотел протянуть к нему руку, но рыцарь встал возле него на колени и щелкнул пальцами.

На руку Ахтапа опустился каблук, и лутин закричал. Они сломали ему кисть!

— Я должен доставить тебя живым, лисьеголовый ублюдок! Это было единственное ограничение!

Человек с бакенбардами отпихнул монету. Она поскакала по плитам и остановилась неподалеку от лица Ахтапа. Рыцарь схватился за рукоять своего пистолета, подняв его для удара.

Лутин зажмурился. Попытался освободиться, но сапог другого рыцаря безжалостно прижимал его к земле.

Рукоять пистолета ударилась о землю. Кобольд осторожно приоткрыл глаза. Монета! Она потеряла форму и погнулась.

Бронзовая рукоять, похоже, угодила ей прямо в центр. Лицо Эмерелль исчезло с серебра.

— Именно это мы сделаем и с твоей королевой!

Ахтап поднял взгляд на рыцарей и прошипел слово власти. Он был схвачен, но не обезоружен. С наслаждением он смотрел, как из розовой плоти Бакенбардчатого выступают крупные бородавки, а водянистые глаза застилает светлый слизистый налет.

— Неважно, что ты хочешь сделать с моей королевой, но она посмеется над тобой, когда увидит, жаборылый!

И Ахтап стал слушать вопли ужаса и наслаждаться.

Гисхильда осторожно откинула одеяло, прислушалась к темноте и различила крадущиеся шаги. Товарищи спокойно и размеренно дышали. Казалось, им неведомо беспокойство, терзавшее Гисхильду. Она знала, что почти ничем не рискует, если выберется сейчас на улицу. Девочка находилась в Валлонкуре уже более шести месяцев. Жизнь со Львами стала привычной, хотя и не понравилась. Они враги! Напоминать себе об этом приходилось каждый день!

Она медленно поднялась. Мешок с соломой скрипнул под ней. В тишине спальни звук получился до ужаса громким. Снаружи, на опушке леса, она услышала, как фыркнула лошадь и раздался чей-то шепот.

Принцесса свесила ноги с постели. Глаза привыкли к темноте, и она огляделась в спальне. Остальные Львы спали, утомленные длинным днем.

Джиакомо тихонько застонал во сне. Сегодня на уроке фехтования он получил сильный удар. Жоакино готов был клясться чем угодно, что это был несчастный случай. Но Гисхильда думала по-другому. Джиакомо строил глазки Бернадетте, а их капитану это не понравилось. Они были кучкой потерянных: ссорились друг с другом, слишком гордились собой, чтобы признавать свои ошибки, но не прощали ошибки другим. До сих пор они не выиграли ни одного бугурта и давно уже стали посмешищем для остальных звеньев их курса. Ни у кого больше не было столько поражений, как у них. И с каждым новым разочарованием пропасть между ними увеличивалась, потому что каждый указывал товарищам на их ошибки. При этом Гисхильда держалась в стороне, но это не мешало остальным критиковать ее. Однако ей было все равно. Она не хотела быть одной из них, и ее ни капельки не волновало то, что думают о ней другие Львы.

Принцесса осторожно пробралась к шерстяной занавеске, отделявшей их комнату от комнаты Друстана, и тихонько отвела в сторону задубевшую ткань. Матовым красным светом мерцали огоньки в миске с углями. Магистру полагалось немного больше удобств, чем им: он мог отапливать свою комнату. Хотя днем все еще было довольно тепло, ночью в Долину башен пробирался пронизывающий холод.

Как и ожидалось, постель Друстана была пуста. В ночь каждого новолуния он выбирался из домика, а на опушке его забирал какой-то всадник.

Гисхильда отворила дверь барака и на опушке леса увидела тени двух всадников. Их очертания почти сливались с ветвями деревьев. А потом они растворились в ночи, и цокот копыт затих вдали.

Принцесса знала, что у нее остается всего два или три часа для того, чтобы побыть одной. Как-то она попыталась последовать за Друстаном, но всадники ехали долго, и она бросила эту затею. Пусть магистр хранит свою тайну. Куда бы он ни уезжал, он делал ей подарок, потому что в другое время побыть одной было невозможно. Члены звена всегда держались вместе. И постоянно получали какое-нибудь задание: что-нибудь выучить, обтесать пару камней для башни-могильника. Обязанностям их не было конца. Возможности побыть одним им не оставляли.

Выходить ночью было строжайше запрещено. Друстан вдалбливал это в первую очередь ей. Бежать из Долины башен было невозможно. А если ей это и удастся, то покинуть полуостров Валлонкур просто нереально. Единственную дорогу, соединявшую его с материком, сторожили три крепости, а корабли тщательно охранялись. Ни одна мышь не могла покинуть Валлонкур незамеченной, и уж точно ни одна двенадцатилетняя принцесса. Того, кто ночью без разрешения выходил из барака и попадался, наказывали десятью палочными ударами по пяткам.

Гисхильда взобралась на небольшой холм, с которого была видна равнина по ту сторону узкой лесополосы. Чтобы увидеть всадника, вполне достаточно слабого света звезд. Оттуда приедет Друстан, а она к его приходу будет лежать в своей постели.

Принцесса прислушалась к шорохам ночи: шепоту ветра в ветвях деревьев, шелесту сухой листвы — собранному осенью урожаю. Ночь была прохладной. Она пожалела, что не взяла с собой накидку.

Как обычно, приходя сюда, девочка вглядывалась в тени леса до тех пор, пока не начинали болеть глаза. Ну когда же придет Сильвина и спасет ее? С тех пор как ее украли из семьи, прошло уже больше полутора лет. Новости о войне в Друсне не долетали до ушей послушников. Здесь они были отрезаны от мира. Может быть, отцу наконец удалось остановить продвижение вражеских войск? Ведутся ли переговоры о ее освобождении? Когда ей можно будет покинуть звено — детей, которых заставляли строить себе гробницу? Все здесь посходили с ума. То, что они называют верой, — сплошная чушь. Захватывающая, одурманивающая разум чушь. Она видела послушников последнего курса. Каждый из них показался ей похожим на героя. Они были рыцарями в сверкающих доспехах, закаленными за семь лет, на протяжении которых ими безжалостно занимались магистры. Годы, когда тихие молитвы Тьюреду и порой победа в «танце на цепях» были их единственным утешением. Они станут ужасными врагами.

Каждый год Валлонкур рождал сотню таких героев, чтобы заполнить прорехи в рядах сражающихся церковных войск. Они победят, потому что Фьордландии нечего противопоставить этому. И даже Альвенмарк не сможет вечно противостоять им в кровавой войне. Гисхильда поняла это. С ранних лет она жила среди воинов. И Валлонкур путал ее. Может быть, за этим ее сюда и привезли — чтобы сломить ее волю к сопротивлению. Ну когда же придет Сильвина и освободит ее из плена?

Принцесса вспоминала ужасный день, когда впервые встретилась с эльфийкой. В тот день ее брата Снорри похоронили в большом могильнике Фирнстайна. Сильвина единственная пришла не в торжественном одеянии, а в поношенном кожаном костюме жительницы лесов, — эльфийка со строгим, но приятным лицом появилась внезапно, словно призрак. Лицо ее было разукрашено узором из спиралей, в котором только со второго взгляда можно было узнать волчьи головы, и она казалась еще более далекой и неприступной. От нее пахло лесом и смертью. Все когда-нибудь слышали о ней. Это о ней вот уже тысячу лет пели скальды — о возлюбленной короля Альфадаса, эльфийке, связавшей судьбу с правителем людей, после того как он потерял свою жену Аслу в битве при Оленьем подъеме. Они сразу же узнали ее, героиню песен и древних, покрытых пылью книг.