Загадка штурмана Альбанова - Михаил Чванов

10 августа поисковая экспедиция вернулась на Большую землю. Она была ограничена временем, выделенным для вертолетов и самолетов ФСБ. Не будем к тому же забывать, что поисковики в экспедицию оправились в свой очередной отпуск. И греться на южном солнце участникам экспедиции спасателям аэромобильного отряда «Центроспас» МЧС России Александру Унтиле и Леониду Радуну придется уже, скорее всего, на каких-нибудь спасательных работах на ликвидации последствий природных или техногенных катастроф.

Сенсационные сюжеты-отчеты об экспедиции прошли практически на всех отечественных телеканалах.

Можно и нужно сделать кое-какие выводы. Найдены останки одного из четверых из береговой группы Альбанова. Что это так, прежде всего, свидетельствуют найденные при останках вещи, которые были выданы Альбановым при расставании на мысе Ниль. Они, в свою очередь, свидетельствуют о достоверности «Записок…» Альбанова, они — неоспоримый, не «придуманный» документ, хотя у большинства исследователей, исключая некоторых «запечных», достоверность их и раньше не вызывала сомнения. И это, несомненно, один из главных результатов экспедиции.

Как известно, на «Св. Анне» была книга Фритьофа Нансена 1897 года «Среди льдов и во мраке полярной ночи», и она подвигла Альбанова на беспримерный ледовый поход. Несомненно, Валериан Альбанов не раз перечитывал ее, а перед дорогой сделал выписки и зарисовки карты из нее. И, разумеется, он не мог пропустить следующие строки:

«И кто хочет увидеть гений человеческий в его благороднейшей борьбе против суеверий и мрака, пусть прочтет историю арктических путешествий, прочтет о людях, которые в те времена, когда зимовка среди полярной ночи грозила верной смертью, все-таки шли с развевающимися знаменами навстречу неведомому. Нигде, пожалуй, знания не покупались ценой больших лишений, бедствий и страданий.

Но гений человеческий не успокоится до тех пор, пока не останется и в этих краях ни единой пяди, на которую не ступала бы нога человека, пока не будут и там, на Севере, раскрыты все тайны»

Эти строки для сильных духом были призывом к действию и в то же время были грозным предупреждением. Слабых духом они прижимали к земле, заставляли кутаться в одеялах в поисках последнего тепла в промерзших каютах плененного льдами судна. Валериан Альбанов был из сильных духом. Фритьоф Нансен для таких был примером. И Валериан Альбанов победил. Не его вина, что не дошли другие. Он сделал все возможное, чтобы спасти их. Буквально чуть не кнутом гнал их к спасению. Но они были более слабы духом.

Что касается почты, возможно, ее не было в банке с документами, по каким-то причинам Брусилов в последний момент не вложил ее туда. Но что представляли собой те «некоторые документы», которые были на каяке Луняева и Шпаковского и вместе с ними налетевшим штормом были унесены в открытое море?

Если Альбанов уничтожил почту, зачем ему было писать и вообще упоминать о ней в своих «Записках…», не раз обязанный ему жизнью, Конрад не выдал бы его. Я полностью согласен с Валентиной Зиновьевной Кузьминой, которая писала участникам экспедиции: «Я считаю, на основе имеющихся документов: письма Брусилов ему не передавал. Что было передано Валерьяну, то он и принес». Эта версия слишком маловероятна: но что, если по каким-нибудь причинам морального плана начальник Гидрографического управления М. Е. Жданко, будучи родственником Ерминии Жданко и Георгия Брусилова, скрыл их письма от родных, письма же остальных участников экспедиции на «Св. Анне» могли быть отправлены по адресам, но потом в горниле Первой мировой войны, а потом Гражданской ими никто не интересовался, а потом были утеряны эти адреса, да и остались ли после этих и других катаклизмов в живых люди, которым письма были адресованы? Хотя жена матроса Баева, судя по ее обращениям в разные инстанции, никакого письма не получала.

Я твердо уверен, что доверить банку с документами и почтой береговой группе Максимова под предлогом, что у них она лучше сохранится, Альбанов не мог: во-первых, документы были ему, как штурману корабля, официально переданы для доставки в Гидрографическое управление, и никому ни при каких обстоятельствах он отдать даже временно их не мог, а в другие руки они могли попасть только в случае его гибели, а во-вторых, не очень-то он доверял своим спутникам, у которых, казалось, была одна забота: поесть да поспать. Впрочем, была же, по утверждению Альбанова, часть документов отдана в каяк Луняева и Шпаковского… И, возвращаясь к навязчивым домыслам: если бы Альбанов по каким-то причинам был не заинтересован в доставке почты и уничтожил ее, чего бы проще: написать, что она была унесена в океан вместе с Луняевым и Шпаковским, и даже Конрад мог бы поверить в эту легенду…

Экспертизой останков занимается заведующий отделом медико-криминалистической идентификации Российского центра судебно-медицинской экспертизы заслуженный врач России, доктор медицинских наук, профессор В. Н. Звягин. Имена четверых, оставленных Альбановым на мысе Ниль, известны: это машинист Владимир Губанов, стюард Ян Регальд, матрос Павел Смиренников и старший рулевой Петр Максимов, который и был определен Альбановым старшим в береговой группе. Останки кого из них были обнаружены? Что касается принадлежности дневника, возможны два варианта. Первый: Смиренников нес дневник своего погибшего спутника, однозначно, что это не мог быть дневник кого-нибудь из оставшихся на судне, письма с оказией могли быть переданы, дневник — нет. Второй: автор дневника нес вещи погибшего Смиренникова.

С нетерпением ждали результатов расшифровки дневника, хотя знали, что он ничего нового о трагедии на Земле Франца-Иосифа не скажет, потому как написан еще на судне в сравнительно благополучное время. Но, может, он что-то скажет о взаимоотношениях внутри экипажа, о причинах конфликта между Брусиловым и Альбановым? А вдруг в непрочитанных последних страницах какая-нибудь запись, как прощание, уже на Земле Франца-Иосифа? И вот наконец в руках поисковиков расшифровка дневника, насколько это было возможно.

Сравниваю дневник Неизвестного с дневником Александра Конрада, который хранится в музее Арктики и Антарктики в Санкт-Петербурге, куда его передала сестра Конрада и в подлинности которого тоже кое-кто сомневался. Итак, дневник Неизвестного:

«Капитана выносили… все под … … лед ручным … тепла и к ночи 7°R морозу.

19 Апреля выносили капитана на лед и было ему гораздо лучше. Барышня сфотографировала нас и капитана».

Конрад, 19 апреля: «Сегодня первый раз вынесли на палубу нашего больного капитана. Все очень обрадовались скорому выздоровлению капитана».

«20 апреля. Носили опять капитана на лед и обносили кругом. А потом пошли на спардек с граммофоном. Все время играл граммофон … время не … …от … было много майн… Глубина океана 19 сажень. С утра собираемся к майнам на охоту.

21 Апр. Ходили на охоту на тюленей … убить … …ишли … возвратились…

23 Апреля Именины нашего капитана. Мы его поздравили с днем Ангела, и он нас поблагодарил и его носили до майны. Погода очень хорошая 10°Р тепла. Все собрались на спардеке с гармошкой и веселились».