Приключения Оливера Твиста - Чарльз Диккенс

Они предполагали прожить в Лондоне только три дня, а затемуехать на несколько недель в отдаленное местечко на побережье. Была полночьпервого дня их пребывания в столице. На какой образ действий ей решиться, чтобыосуществить задуманное за сорок восемь часов? Или как отложить поездку, невозбуждая подозрений?

С ними приехал мистер Лосберн, который должен был остатьсяеще на два дня; но Роз слишком хорошо знала стремительность этого превосходногоджентльмена и слишком ясно предвидела ту ярость, какой он воспылает в припадкенегодования против орудия вторичного похищения Оливера, чтобы доверить емутайну, если ее доводы в защиту девушки не поддержит кто-нибудь, искушенныйопытом. Были все основания соблюдать величайшую осторожность иосмотрительность, а если посвятить в это дело миссис Мэйли, первым побуждениемее неизбежно будет призвать на совет достойного доктора. Что касаетсяюридического советчика — даже если бы она знала, как к нему обратиться, —то об этом, по тем же причинам, вряд ли можно было думать. Ей пришла в головумысль искать помощи у Гарри, но это пробудило воспоминание об их последнейвстрече, и ей показалось недостойным призывать его назад; может быть, —при этой мысли на глазах у нее навернулись слезы, — он уже научился недумать о ней и чувствовать себя более счастливым вдали от нее.

Волнуемая этими разнообразными соображениями, склоняясь то кодному образу действий, то к другому и снова отшатываясь от всего, по мере тогокак перебирала в уме все доводы. Роз провела бессонную и тревожную ночь. Наследующий день, снова поразмыслив и придя в отчаяние, она решила обратиться кГарри.

«Если ему мучительно вернуться сюда, — думалаона, — то как мучительно это мне! Но, возможно, он не приедет; он можетнаписать или приехать и старательно избегать встречи со мной — он это сделал,когда уезжал. Я не думала, что он так поступит, но это было лучше для насобоих». Тут Роз уронила перо и отвернулась, словно даже бумага, которойпредстояло стать ее вестником, не должна была быть свидетельницей ее слез.

Раз пятьдесят бралась она за перо и опять его откладывала, иснова и снова обдумывала первую строчку письма, не написав еще ни единогослова, как вдруг Оливер, гулявший по улицам с мистером Джайлсом вместотелохранителя, ворвался в комнату с такой стремительностью и в таком сильномвозбуждении, что, казалось, это предвещало новый повод для тревоги.

— Что тебя так взволновало? — спросила Роз,вставая ему навстречу.

— Не знаю, что сказать… Я, кажется, сейчасзадохнусь, — ответил мальчик. — Ах, боже мой! Подумать только, чтонаконец-то я его увижу, а у вас будет возможность убедиться, что я рассказалвам всю правду!

— Я никогда в этом не сомневалась, — успокаиваяего, сказала Роз. — Но что случилось? О ком ты говоришь?

— Я видел того джентльмена, — ответил Оливер, струдом внятно выговаривая слова, — того джентльмена, который был так добрко мне! Мистера Браунлоу, о котором мы так часто говорили!

— Где? — спросила Роз.

— Он вышел из кареты, — ответил Оливер, плача отрадости, — и вошел в дом! Я с ним не говорил, я не мог заговорить с ним,потому что он меня не заметил, а я так дрожал, что не в силах был подойти кнему. Но Джайлс, по моей просьбе, спросил, здесь ли он живет, и ему ответилиутвердительно. Смотрите, — сказал Оливер, развертывая клочокбумаги, — вот здесь, здесь он живет… Я сейчас же туда пойду!.. Ах, божемой, боже мой, что со мной будет, когда я снова увижу его и услышу его голос!

Роз, чье внимание немало отвлекали бессвязные и радостныевосклицания, прочла адрес — Крейвн-стрит, Стрэнде. Немедленно она приняларешение извлечь пользу из этой встречи.

— Живо! — воскликнула она. — Распорядись,чтобы наняли карету. Ты поедешь со мной. Сейчас же, не теряя ни минуты, яотвезу тебя туда. Я только предупрежу тетю, что мы на час отлучимся, и будуготова в одно время с тобой.

Оливера не нужно было торопить, и через пять минут они ужеехали на Крейвн-стрит.

Когда они туда прибыли. Роз оставила Оливера в карете якобыдля того, чтобы приготовить старого джентльмена к встрече с ним, и, послав своювизитную карточку со слугой, выразила желание повидать мистера Браунлоу понеотложному деду. Слуга вскоре вернулся и попросил ее пройти наверх; войдявслед за ним в комнату верхнего этажа, мисс Мэйли очутилась перед пожилымджентльменом с благодушной физиономией, одетым в бутылочного цвета фрак.Неподалеку от него сидел другой старый джентльмен в коротких нанковых штанах игетрах; он имел вид не особенно благодушный и сжимал руками набалдашник толстойтрости, подпирая им подбородок.

— Ах, боже мой! — сказал джентльмен в бутылочногоцвета фраке, вставая поспешно и с величайшей учтивостью. — Прошу прощения,молодая леди… я думал, что это какая-нибудь навязчивая особа, которая… прошуизвинить меня. Пожалуйста, присядьте.

— Мистер Браунлоу, не так ли, сэр? — спросила Роз,переводя взгляд с другого джентльмена на того, кто говорил.

— Да, это я, — сказал старый джентльмен. — Аэто мой друг, мистер Гримуиг… Гримуиг, не покинете ли вы нас на несколькоминут?

— Я не стала бы беспокоить этого джентльмена просьбойуйти, — вмешалась мисс Мэйли. — Если я правильно осведомлена, емуизвестно то дело, о котором я хочу говорить с Вами.

Мистер Браунлоу поклонился. Мистер Гримуиг, который отвесилвесьма чопорный поклон и поднялся со стула, отвесил еще один чопорный поклон иснова опустился на стул.

— Несомненно, я очень удивлю вас, — начала Роз,чувствуя вполне понятное смущение, — но когда-то вы отнеслись с величайшейдобротой и благосклонностью к одному моему милому маленькому другу, и яуверена, что вам любопытно будет услышать о нем снова.

— Вот как! — сказал мистер Браунлоу.

— Вы его знали как Оливера Твиста, — добавила Роз.

Как только эти слова сорвались с ее губ, мистер Гримуиг,притворявшийся, будто внимание его всецело поглощено большущей книгой, лежавшейна столе, уронил ее с грохотом и, откинувшись на спинку стула, взглянул надевушку, причем на лице его нельзя было прочесть ничего, кроме безграничногоизумления; он долго и бессмысленно таращил глаза, затем, слов — но пристыженныйтаким проявлением чувства, судорожно принял прежнюю позу и, глядя прямо передсобой, испустил протяжный, глухой свист, который, казалось, не рассеялся квоздухе, но замер в самых сокровенных тайниках его желудка.

Мистер Браунлоу был удивлен отнюдь не меньше, хотя егоизумление выражалось не таким эксцентрическим образом. Он придвинул стул ближек мисс Мэйли и сказал:

— Окажите мне милость, прелестная моя юная леди, —не касайтесь вопроса о доброте и благосклонности: об этом никто ничего незнает. Если же есть у вас возможность представить какое-нибудь доказательство,которое может изменить то неблагоприятное мнение, какое я когда-то вынужден былсоставить об этом бедном мальчике, то, ради бога, поделитесь им со мной.