Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Оперативная группа Кота вошла в центр города, превращенного в руины сначала бомбардировками союзников, а затем артобстрелами во время недавнего сражения. Через окна верхних этажей домов, лишенных крыш, можно было видеть небо. Улицы были завалены разбитыми машинами и обломками зданий, так что проехать было практически невозможно. Нескольким группам было приказано захватить ключевые точки и сражаться за каждый дом с оставшимися в городе бойцами немецкой 30-й мобильной бригады. К 19:00 Герхардт смог доложить, что населенный пункт взят. Саперам и экипажам танков-бульдозеров предстояло расчистить улицы, но беспокоящий огонь вражеской артиллерии не стихал. Передовой корректировщик артиллерии американцев собирался использовать один из двух шпилей невысокого городского собора под свой НП, но, прежде чем он с солдатами добрался туда, немецкая артиллерия их разрушила. Бригадный генерал Кота по кличке Голландец получил осколочное ранение, продемонстрировав такое же пренебрежение собственной безопасностью, как и в секторе «Омаха». «Осколок снаряда попал ему в руку, – писал лейтенант танкового разведподразделения. – Я помню, как кровь лилась из его рукава и стекала по пальцам на землю. Рана была не такой уж легкой, но он даже не замолчал. Ему рана не мешала».

Взятие Сен-Ло сделало войска довольно самонадеянными. Когда 25-й танковый батальон сменил разведподразделение 29-й дивизии, он сразу же устремился вперед, хотя его предупреждали, что у немцев имеются фаустпатроны. В результате было потеряно несколько джипов и бронетранспортеров.

За период наступления с 7 по 20 июля американцы потеряли около 40 000 человек. Но, с точки зрения Брэдли, оно в итоге позволило обезопасить левый фланг его войск, необходимый для проведения операции «Кобра», а также ослабить немцев настолько, что планируемый прорыв получил гораздо больше шансов на успех. Генерал Герхардт захотел отметить победу 29-й дивизии символичным актом. Он приказал, чтобы в разрушенный город доставили тело майора Хауи – командира батальона, погибшего незадолго до начала решающего штурма. Покрытое американским флагом тело привезли на джипе и возложили на груду обломков у собора Богоматери – главного собора епархии. Хауи стали теперь называть майором Сен-Ло. Его гибель стала символом самопожертвования всех тех, кого генерал Монтгомери в своей траурной речи назвал «великолепными американскими солдатами, взявшими Сен-Ло». Однако немецкие командиры, причем даже после войны, называли огромные усилия, которые американцам пришлось приложить для взятия города, ненужными. Сен-Ло можно было взять, обойдя с фланга, сразу после начала широкомасштабного наступления американцев, операции «Кобра», которое началось всего через неделю западнее города.

После кровопролитной битвы за северную половину Кана некомплект личного состава в пехотных частях стал беспокоить Монтгомери еще больше. Потери англичан и канадцев достигли уже 37 563 человек. Генерал-адъютант[209]сэр Рональд Адам прибыл в Нормандию, чтобы предупредить Монтгомери и Демпси о том, что подкреплений хватит всего на несколько недель.

В чем 2-я армия Демпси недостатка не испытывала, так это в танках. На тот момент в ней было три танковые дивизии и восемь отдельных танковых бригад. В то время как Монтгомери носился с мыслью удержать немецкие танковые соединения на своем участке фронта, позволив тем самым американцам совершить прорыв, Демпси был решительно настроен преодолеть патовую ситуацию, стоившую большой крови, и перейти в наступление. Плацдарм на восточном берегу Орна предоставлял хорошую возможность для массированного танкового броска по равнинам в юго-восточном направлении – на Фалез. На Демпси огромное впечатление произвела страшная разрушительная мощь тяжелых бомбардировщиков, налет которых он наблюдал 7 июля. Впрочем, он как-то ухитрился не заметить того, что такие налеты мало что дают в чисто боевом отношении.

12 июля Демпси убедил Монтгомери сосредоточить все три танковые дивизии в составе 8-го корпуса генерала Ричарда О’Коннора. Монтгомери сделал это с большой неохотой. Ему не нравилась мысль о том, что танковые соединения будут «шляться где попало», как это было в Ливийской пустыне, рискуя нарваться на крупные неприятности. Но Монтгомери понимал, что в сложившихся обстоятельствах другого выхода нет. Он не хотел рисковать в еще одном масштабном пехотном сражении, но при этом нужно было как-то ответить на растущее недовольство Лондона и ВШ СЭС. Ведь наступление на Кан не принесло ожидаемых результатов: Монтгомери не сумел овладеть территорией для создания аэродромов и развертывания канадской 1-й армии.

По его логике, новое наступление должно было стать мощным ударом на канском фронте как раз перед началом американской операции «Кобра» на западе. В результате немцы как минимум не смогут перебросить танковые дивизии против 1-й армии Брэдли. Однако истинные намерения Монтгомери не ясны до сих пор. Возможно, он вдруг уверовал в успех масштабного прорыва, а может быть, просто пошел на хитрость, чтобы получить от командования тяжелые бомбардировщики и разнести в клочья немецкую передовую. С политической точки зрения этот ход был очень недальновидным.

12 июля Монтгомери направил план Демпси Д. Эйзенхауэру, утверждая, что это открывает перспективу крупного прорыва. Верховный командующий, которого бесконечные предосторожности Монтгомери приводили в настоящее отчаяние, через два дня дал весьма эмоциональный ответ: «Я отношусь к этому предложению с глубочайшим оптимизмом и энтузиазмом. И я не удивлюсь, если Вы одержите победу, на фоне которой многие классические битвы прошлого станут выглядеть просто мелкими стычками между дозорами». Тогда же, 14 июля, Монтгомери написал письмо фельдмаршалу Бруку, в котором заявил: «Пришло время по-настоящему ударить на восточном фланге». На следующий день Монтгомери направил Демпси и О’Коннору директиву со своими поправками. Он хотел, чтобы войска прошли лишь треть пути до Фалеза, а затем остановились, чтобы оценить ситуацию. Это действительно было самым реалистичным, хотя Монтгомери ничего не сказал о подобных планах Эйзенхауэру или даже штабу своей 21-й армейской группы. В противном случае его репутации была бы катастрофически подорвана, как и всякая вера в него как военачальника.

Гвардейская танковая дивизия, прибытие которой задержал грандиозный шторм, теперь была готова вступить в бой. Ее офицеров разослали на джипах на разные участки фронта – перенимать у ветеранов накопленный боевой опыт, сколько удастся. Правда, этот опыт вызывал скорее грусть. «Я наткнулся на 6–7 стоявших в ряд английских “Шерманов”, – писал офицер Ирландского гвардейского полка. – У каждого в борту зияла аккуратная дыра. Многие танки были сожжены. Было очевидно, что их все подбили один за другим, вероятно из одного и того же орудия». По возвращении офицеров собрали на совещание по проведению операции “Гудвуд” и сказали, что они “прорвутся лобовым ударом”». «Гудвуд», как и «Эпсом», был назван в честь одного из английских ипподромов, что породило многочисленные шутки по поводу «дня скачек».