Первый король Шаннары - Терри Брукс

«Бреман, Бреман!»

Старику отчаянно захотелось убежать, и он готов был отдать все на свете, чтобы сделать это. Мужество покинуло его, решимость растаяла. Видения двигались к нему, и он уже чувствовал прикосновение их призрачных рук к своему телу. В голове клокотал безумный страх, грозя затопить все его существо. Они шли вперед, огромные фигуры, движущиеся к нему во мраке, безликие видения, призраки, существующие вне времени. Старик вдруг обнаружил, что не может унять дрожь, не может заставить себя думать. Ему хотелось визжать от отчаяния.

И вот они подошли к нему — Галафил впереди всех, — и Бреман беспомощно склонил перед ними голову.

— Подними меч.

Он, ни о чем не спрашивая, выполнил приказ, вытянув талисман как можно дальше перед собой. Рука Галафила потянулась вперед, и пальцы коснулись Эйлт Друина. Внезапно эмблема вспыхнула белым огнем. Галафил отошел прочь, и следующий друид, приблизившись, коснулся эмблемы и отошел. Один за другим духи проходили перед стариком и касались меча, который он держал, проводя пальцами по изображению Эйлт Друина, а потом уходили прочь. Так повторялось снова и снова, и каждый раз эмблема ярко вспыхивала в ответ. Из-под своей вытянутой руки Бреман наблюдал за происходящим. Это было похоже на благословение, которое давали духи. Однако старик понимал, что этот обряд заключал в себе нечто темное и сильное. Прикосновением мертвые передавали что-то мечу. Он чувствовал, как это происходило, чувствовал, держа меч в руках.

Так вот зачем он пришел. Ошибки быть не могло. Именно этого обряда он ждал. Однако даже теперь, когда он происходил, Бреман не мог расшифровать его значение.

Испуганный и смущенный, стоял он на коленях у самого Хейдисхорна среди мглы и брызг, вслушиваясь в голоса мертвых, взирая на то, как они проходили перед ним, и гадал о том, что происходит. Наконец перед ним прошел последний друид, коснулся Эйлт Друина и ушел. Бреман снова остался один, коленопреклоненный в ночи. Голоса призраков стихли, и в наступившей тишине старик услышал свое хриплое дыхание. Пот струился у него по всему телу и блестел на лице. Руку, державшую меч, свела судорога, и он никак не мог заставить себя опустить ее. Бреман ждал, понимая, что это еще не все, что это не конец.

— Бреман…

Знакомый голос произнес его имя. Старик осторожно поднял голову. Тени друидов пропали. Исчез и водяной столб. Единственное, что осталось над озером в ночной тьме, прямо перед ним, — это дух Галафила. Он спокойно ждал, пока Бреман поднял меч и прижал его к себе, словно надеялся почерпнуть в нем силу. По его лицу текли слезы, но он не знал, откуда они взялись. Да его ли это слезы? Он хотел говорить и не мог.

Вместо него заговорил дух:

— Слушай меня. Меч получил свою силу. Теперь отнеси его тому, кто будет владеть им. Ты найдешь его на западе. Как — узнаешь сам. Теперь меч принадлежит ему…

Бреман искал слова, но они не приходили. Призрак поднял руку в его сторону:

— Спрашивай…

Мысли старика прояснились, и хриплым от страха голосом он спросил:

— Что вы сделали?

— Дали то, что могли. Наша жизнь прошла. Наше учение забылось. Наша магия рассеялась во времени. Осталась только наша правда — та, что была в нашей жизни, в нашем учении, в нашей магии, суровая и абсолютная, убийственная правда…

Правда? Бреман смотрел и не понимал. При чем же здесь сила меча? Какой вид магии может исходить от правды? Неужели все шествие друидов перед ним, прикосновение к клинку, от которого тот загорался, — только ради этого?

Дух Галафила снова протянул руку. Жест был таким властным, что все недоуменные вопросы замерли у Бремана в горле и все его внимание мгновенно обратилось к духу. Казалось, этим жестом темная фигура, стоявшая перед ним, отметала прочь все, кроме самой себя. Вокруг воцарилась полная тишина.

— Слушай, Бреман, последний из Паранора, и я скажу то, что тебе надлежит знать. Слушай…

И Бреман, с замиранием сердца повинуясь словам духа, слушал.

Когда все кончилось и дух Галафила исчез, когда воды Хейдисхорна снова стали спокойными и гладкими, а на востоке забрезжил серебристо-золотой рассвет, старик добрался до границы Сланцевой долины и заснул среди разбросанных повсюду черных камней. Встало солнце, знаменуя новый день, а друид все не просыпался. Он спал глубоким, полным видений сном, и голоса мертвых нашептывали ему слова, которые он не мог разобрать. Старик проснулся на закате, измученный снами, собственной неспособностью расшифровать их значение и страхом, что в них скрыты тайны, которые он непременно должен раскрыть, чтобы спасти народы от гибели. Он уселся в сгущающихся сумерках на границе зноя и тени, вытащил из мешка кусок хлеба и съел его в тишине, глядя на горы, на высокие причудливые очертания Зубов Дракона, за зубчатые вершины которых цеплялись облака, плывущие к востоку на равнины. Бреман напился из бурдюка, который теперь почти опустел, и задумался над тем, что узнал.

Над тайной меча.

Над природой его магической силы.

Потом он поднялся и пошел назад к предгорьям, туда, где прошлой ночью оставил лошадь. Оказалось, что лошадь исчезла. Кто-то взял ее, и следы вора отпечатались в пыли. Следы, принадлежавшие одному человеку, приближались, а затем удалялись вместе с отпечатками лошадиных копыт. Старик почти не придал этому значения и, не желая больше откладывать путешествие, направился на запад. Пешком оно займет не менее четырех дней и даже больше, если обходить армию Северной Земли, а это ему наверняка придется сделать. Но иного выхода нет. Возможно, по дороге ему попадется другая лошадь.

Спустилась ночь, и взошла луна, снова набиравшая полноту. Она осветила небо и молчаливую процессию облаков, которые, проплывая мимо, отбрасывали легкие тени на ее округлившийся серп. Старик упорно шел вперед, следуя за серебристой нитью Мермидона, ползущей на запад. Он держался в тени Зубов Дракона, чтобы лунный свет не выдал его. По пути друид снова и снова возвращался мыслью к тому, что ему удалось узнать. Он видел Галафила, говорил с ним, многое открывая заново. Перед ним еще раз суровыми безмолвными образами прошли духи друидов, их руки тянулись к рукояти меча, опускались на изображение Эйлт Друина, дотрагивались до него и тут же убирались.

Передача правды, которую они открыли в жизни… Они насыщали меч силой, которую давала эта правда.

Делали его непобедимым.

Бреман глубоко вдохнул ночной воздух. Удалось ли ему до конца понять силу этого талисмана? Пожалуй, да. И все же она казалась ему слишком незначительной, чтобы полагаться на нее в битве против такого могущественного врага. Как убедить человека, которому суждено владеть мечом, что ее достаточно для победы? Как много он должен ему открыть из того, что знает сам? Если он откроет слишком мало, то рискует потерять его. Если слишком много, того может погубить страх. Что же лучше?

Будет ли он это знать, когда встретит того человека?