Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес

Герцогиня безгранично верила в энциклопедические познания окружавших ее людей науки.

– Так вот, когда мы приезжали в Лондон, я иногда ходила в Британский музей и искала что-то для сына. С самого начала я заметила мистера Боуза. В читальном зале много странных людей: знаете ли, в сандалиях, бородатых старцев в похожих на сутаны халатах и взбалмошных женщин, ищущих высшее знание. Так что любой, кто скорее примечателен, нежели странен, сразу бросается мне в глаза. А мистер Боуз, конечно же, был примечателен. Он то и дело ходил по залу, смущенный и какой-то потерянный. Не знаю точно, над чем он работал, но мне кажется, что его труд представлялся ему весьма таинственным – чем-то вроде ритуала, который наконец раскроет ему секрет удивительного и полного тревог западного мира. Когда на него смотришь, читальный зал представляется неким храмом. И, как вы узнаете, он сам считал его храмом.

Герцогиня нерешительно умолкла, словно сомневаясь в уместности подобных экскурсов в прошлое в три часа ночи.

– Но вам ведь это не нужно?

– Пожалуйста, продолжайте, как можете, ничего не упуская.

– Он большей частью работал в небольшой комнате за читальным залом, где выдают старинные книги. Там не очень просторно, почти как в обычной библиотеке вроде той, что здесь у нас.

Готт, который сам часто работал в огромном архивном зале «за читальным залом» и в библиотеке Скамнума, улыбнулся этому замечанию, но герцогиня продолжила, не обратив на это внимания:

– Иногда я сама туда заходила, чтобы взглянуть на большие монографии, для которых нужен отдельный стол, чтобы их открыть. Там была огромная и прекрасно изданная книга некоего Блоха с дивными гравюрами, изображавшими совершенно невероятные существа. И вот однажды я, как дура, попыталась сама отнести ее от стола к конторке библиотекаря. И, разумеется, я ее уронила – два огромных тома! Просто ужас какой-то! Там есть хранитель, который сидит на возвышении за чем-то вроде кафедры. Так вот, он перестал писать, надел еще одни очки и уставился на меня. А старый господин с бутоньерками в петлице встал и начал тихо расхаживать из угла в угол, горестно воздевая руки к небу. Полагаю, я сбила его с очень важной мысли. Мне никогда не было так плохо с тех пор, когда я совершила глупейшую ошибку, навещая Элизабет в Челтенхеме.

Она с явным усилием подавила желание рассказать об этом случае и продолжала:

– Там сидел профессор Маллох, и он стал осторожно приближаться ко мне. Но этот маленький темнокожий человек опередил его, поднял Блоха – хотя я уверена, что тот весил для него слишком много – и отнес его к конторке. После этого я считала себя вправе познакомиться с ним, если возможно. Мне он показался интересным человеком.

Герцогиня улыбнулась, упомянув об этой слабой струнке своего характера.

– К сожалению, другие подумали то же самое. Как я узнала позже, одна из искательниц высшего знания пригласила его на чай и приготовила комнату с убранством в лиловых тонах – кажется, с ароматическими палочками – и позвала своих друзей, дабы приобщиться к таинствам. Так что естественно, что он довольно сильно стеснялся. Потом я как-то раз прихватила с собой бутерброды, подумав, что так приятно съесть их, сидя на ступенях, как в прежние времена, когда мы с отцом на целый день отправлялись смотреть скульптуры и статуи. Вы знаете, как люди сидят на ступенях, под портиком и колоннадой и кормят голубей. Так вот, я заметила мистера Боуза, и мне показалось, что ему очень хотелось покормить голубей. У него был с собой небольшой пакет с бутербродами, и несколько раз он было решался бросить что-то голубям, но потом раздумывал. Я подошла к нему и, боюсь, слишком примитивно истолковала его действия. На самом деле я подумала, что он взял с собой слишком мало еды и колебался, съесть ли ее самому или поделиться с птицами. Тогда я сказала, почти как дура: «У меня с собой слишком много, давайте покормим голубей». Он ужасно расстроился, что ему пришлось возражать, и пустился в пространные объяснения. Он рассматривал музей как священное место и считал голубей священными птицами. И он верил, что искательницы высшего знания, сидевшие рядом и бросавшие крошки, исполняют некий обряд, заботясь о них. Поскольку этот ритуал не относился к его собственным, он сильно сомневался в уместности участия в нем, хотя ему и хотелось покормить голубей. Он сказал, что ему придется посоветоваться с отцом, который время от времени давал ему наставления, необходимые для жизни в западном мире.

– Как с яйцом! – откликнулся Готт. – Помните? Когда наступит зима, у него есть разрешение отца съесть яйцо, если это нужно для здоровья.

Герцогиня кивнула.

– А потом он мне очень просто рассказал о кастовой системе и о своей семье – как оказалось, очень древнем роде землевладельцев, – и, наконец, он сказал, что я напоминаю ему мать. И тогда я ощутила жуткий триумф коллекционера, несомненно, почти как миссис Лео Хантер, когда та завладела экзотическим графом Смориторком. Но я ошиблась. После этого мистер Боуз доставил мне много хлопот.

– Вы хотите сказать, – предположил Эплби, – что вам было трудно… поддерживать знакомство?

Герцогиня капризно приподняла бровь.

– Не то чтобы я ему докучала, мистер Эплби, я и не пыталась этого делать. Полагаю, он был расположен ко мне и всегда радовался, когда мы встречались, и он очень много говорил, словно я действительно его мать. Но после он как-то замыкался в себе, и мне приходилось начинать все сначала. Он узнал, что я, по его словам, супруга раджи, и, возможно, считал, что инициатива должна принадлежать мне. Так что знакомство развивалось медленно и трудно. Понимаете, я не хотела запирать его в комнате с лиловыми занавесками и всякими благовониями.

Но как-то днем мы наконец укрепили нашу дружбу в кондитерской Румпельмайера. В то время мне казалось трагичным, что его, так сказать, ахиллесовой пятой являлся его желудок. Это произошло, когда я познакомила его с раем сладостей, особенно, Джайлз, с обсахаренными орехами, которые Элизабет так полюбила в Вене. Тогда-то он наконец открыл мне свое сердце. – Герцогиня умолкла. – Но сейчас речь не о его сердце. Так вот, даже потом мне стоило огромного труда уговорить его приехать сюда и немного погостить. И приехал он навстречу своей смерти. Сейчас мне кажется, что я слишком назойливо лезла ему в душу. По-моему, ему здесь нравилось, и я пригласила его потому, что знала, что ему здесь понравится. Но теперь…

Герцогиня, несмотря на свой оживленный рассказ, явно утомилась и огромными усилиями сдерживала смятение чувств. Эплби поднялся.

– Вы сказали мне все, что я хотел услышать. Теперь позвольте откланяться. Счет, возможно, идет на минуты.

– Тогда ступайте немедленно. Слуги будут в вашем распоряжении всю ночь, они принесут кофе и все, что прикажете. Кто-то останется дежурить на телефонном коммутаторе, без малейших колебаний будите любого. А теперь я закончу письма.

Герцогиня, видя, что Эплби не хочет больше тратить на нее время, дала понять, что аудиенция окончена.

– Теперь… на террасу.