Древняя Греция. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов

Один с глазами, как у совы, живет в соседней улице; но едва ли он смыслит что-нибудь в дамской обуви. Другой, на Большой улице, славился когда-то прежде своим искусством, но это было давно. Теперь о нем больше не говорят.

– Ни тот ни другой. Есть еще третий Кердон, лысый, маленький старикашка. Он недавно приехал сюда, но в Эфесе все первые дамы обувались у него одного. Я там его и узнала.

Подруги решили тотчас же идти к Кердону, в его мастерскую, и выбрать себе новую обувь. Через четверть часа они были уже у Кердона.

– Кердон, я привела тебе мою подругу. У тебя, конечно, найдется хороший товар для нее; покажи работу, достойную твоего искусства.

– Не напрасно, как видно, я так люблю тебя, Аполлония, – отвечал с веселым задором коренастый, лысый старик. – Эй, ты, Дримпл, подай дамам скамейку! У, тебе говорят! Опять заснул? Эй, Лист, дай ему хорошенько тумака, чтобы он стряхнул с себя спячку. А то лучше шилом! Лист, открой третью полку, дай сюда, что на ней есть. Скорее! Взгляни, Метро, на все эти башмаки; исследуй, если хочешь, всю полку: какова работа? Полюбуйтесь же: вот подошва, так подошва – первейшая из всех подошв; а каблук как приделан, точно медными гвоздями прибит! И никакого изъяна; никто не скажет, что одно хорошо, а другое худо, нет, весь башмак – верх совершенства. А какой цвет! Если эта пара вам не нравится, вот другая. Для вас выдвинут другую и третью полку. Вы сами увидите, что Кердон не обманывает вас. Лист, тащи сюда все полки, какие есть! Я непременно хочу как можно лучше обуть вас. Вот башмаки всех сортов и всех форм: сикионские и амбракийские, низкие и высокие, ионийские ботинки и аргосские сандалии, красные полусапожки и туфли для вставания на босу ногу, и много других. Все найдут здесь себе по вкусу.

У подруг разбежались глаза. Они стояли посреди целой груды изящной обуви, и старик и его рабы возились перед ними, показывая им то ту, то другую пару, вывертывая ее к свету, давая пощупать всю мягкость кожи. Девицы не знали, что им и выбрать. Наконец несколько пар было отобрано, и обе подруги, расплатившись, оставили дом Кердона; рабы понесли за ними их покупки.

– И еще милости прошу пожаловать, – кричал им вдогонку старый Кердон. – Через недельку будет новая получка. Ах, каких я жду еще башмаков! И как они подойдут красавицам!

Но красавицы были уже далеко.

VI

Вернувшись домой, Аполлония пообедала и потом снова собралась в путь. Теперь ей надо было посетить кладбище, побывать на могиле матери; вернувшись из дальней поездки, она считала своим долгом сделать это. Мать ее умерла недавно; Аполлония хорошо помнила ее, помнила и торжественные ее похороны, на которых столько слезниц наполнили плакальщицы слезами[64]. Сопровождать ее на могилу матери вызвался ее брат, молодой Деметрий.

Деметрий был славный юноша. Только недавно был он зачислен в списки полноправных херсонесских граждан и принял гражданскую присягу, клялся «Зевсом, Землей, Солнцем, Девой, богами и богинями олимпийскими и героями, кои владеют городом и землею и укреплениями херсонесцев», – клялся, что «не предаст Херсонеса, его укреплений, его земель никому: ни эллинам, ни варварам, но сохранит народу херсонесцев; что не нарушит демократии и никому другому нарушить ее не дозволит; и в заговор не вступит ни против города херсонесцев, ни против кого-либо из его граждан; и хлеба вывозного с равнины не будет вывозить и продавать нигде, кроме как в Херсонесе». Такова была вкратце священная присяга херсонесцев. Несмотря на свою молодость, Деметрий имел уже за собой немало видных подвигов. Пять раз он был победителем на играх, и в первый раз – в Дельфах, когда был еще ребенком; дважды был провозглашен победителем в Коринфе, в том возрасте, когда легкий пушок только что появляется на щеках; и потом еще два раза одерживал верх в кулачном бою.

Взяв с собой все, что нужно, для жертвенного возлияния на могиле матери, брат с сестрой пустились в дорогу. Путь им лежал через весь Херсонес. Они пересекли улицу, ведшую вниз, к Прекрасному Порту, – гавани Херсонеса, с сотнями торговых судов, вечно грузившихся и разгружавшихся, посреди целой флотилии рыбацких лодок с сетями. Затем миновали главную круглую башню и вышли за ворота, за городскую стену, где начинались нивы, цветущие сады и богатые виноградники херсонесцев. Наконец, за оврагом, началось кладбище. С обеих сторон дороги поднимались надгробные памятники, с трогательными надписями, иногда с какими-нибудь изображениями, фигурами и узорами. Надписи были большей частью простые: обозначалось только имя усопшего и его отца, или – если это была женщина – имя мужа: «Гераклид, сын Пасиона»; «Акис, дочь Геронта, Онасиклея жена». На многих памятниках было еще прибавлено слово «хайре», то есть «прощай»; например, «Аполлодор, сын Менандра, прощай»; и тут же изображен был безбородый юноша; одна рука его была поднята к груди, другая опущена вниз.

На холме, под траурным кипарисом, возвышалась мраморная гробница с высеченной на ней стихотворной надписью; тут, по-видимому, была погребена молодая женщина, только недавно соединившаяся браком с любимым человеком. В надписи говорилось:

«Лучше бы музы прославили твои Харисии, злосчастная молодая жена Инанфа; ныне же ты взываешь на хладных песках шумящего Коцита, и не будит тебя непрестанный звук милого голоса, которым мать оплакала тебя; ты ничего не слышишь, ты не разумеешь вопли родителей и супруга, ибо испила, увы, воды Леты. Что это за жестокий закон блаженных? Видно, недаром сказала Пифия, что золотое потомство первым нисходит в Аид».

Здесь, по соседству, была и могила матери, на которую шли Аполлония и Деметрий.

VII

Весь Херсонес имел какой-то другой, необычный вид, когда, несколько часов спустя Аполлония возвращалась домой с кладбища. Улицы города были полны народа; толпа шумела и волновалась; то и дело глашатаи выкрикивали какие-то известия; видно было, что что-то случилось. Аполлония, не зная, в чем дело, обратилась к первому встречному с вопросом, и тот объяснил ей: городу грозит опасность: из степей показались скифы. Они идут целою ордой и скоро будут уже под стенами города. Надо принимать меры, снаряжать войска, охранять имущество.

Раб-педагог с воспитанниками.

Терракотовая статуэтка. III в. до н.э.

Аполлония побледнела. С детских лет привыкла она слышать о скифах всякие ужасы: это дикий народ, не знающий ни домов, ни городов; вечно кочуют они по степным пространствам, перегоняя свои стада; жены и дети едут в кибитках, запряженных несколькими парами волов, и в этих же