Сталин и Берия. Секретные архивы Кремля. Оболганные герои или исчадия ада? - Алекс Громов

В книге «Семь вождей» известный историк Д. А. Волкогонов писал: «Хотим мы этого или не хотим, но в трагические месяцы начала войны беспощадная страшная воля Сталина смогла заставить многих людей «упереться», призвать все свое личное мужество на помощь, одолеть свое малодушие под страхом смертельной кары».

Именно суровые сталинские приказы № 270 (о трусах и паникерах, сдающихся в плен) и № 227 («Ни шагу назад!») способствовали нормализации обстановки в Красной армии в тяжелом и решающем 1942 году.

Маршал А. М. Василевский в своих воспоминаниях оценивает приказ как «один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности».

К сожалению, многочисленные факты трусости и паникерства среди бойцов и командиров часто встречались перед опубликованием приказа № 227. Об этом свидетельствуют документы «Сталинградской эпопеи. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ», содержащие прежде недоступные широкому кругу читателей (из-за режима секретности) донесения особого отдела НКВД Сталинградского фронта: «Немецкая армия культурнее и сильнее нашей армии, – говорил своим сослуживцам по 538-му легкому авиационному полку Резерва Верховного Главнокомандования красноармеец Колесников. – Нам немцев не победить. Смотрите, какая у немцев техника, а у нас что за самолеты, какие-то кукурузники…»

«Нас предали. Пять армий бросили немцу на съедение. Кто-то выслуживается перед Гитлером. Фронт открыт, и положение безнадежное, а нас здесь с 6 июля маринуют и никак не определят», – такова была точка зрения начальника штаба артиллерии 76-й стрелковой дивизии капитана Свечкора перед тем, как им занялись особисты.

Попало и тем военнослужащим, кто высказывал в своих фронтовых письмах пораженческие настроения – бдительная военная цензура отслеживала все, и авторы таких писем попадали в разработку: «Положение у нас крайне тяжелое, почти безвыходное… Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся» (начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов).

«Если на Дону не удержимся, то дела будут очень плохие, придется отступать до Урала. Если союзники нам не помогут, то сами мы не справимся с разгромом гитлеровцев» (техник Автобронетанкового управления капитан Погорелый).

«Немцы сейчас вырвали инициативу из наших рук, и, если [мы] не сумели удержаться на Дону, не удержимся и на Волге. Придется отходить до Урала» (интендант 2-го ранга Фей).

Подобного рода «пораженческие», по терминологии тех дней, мысли и высказывания были не редкостью. Их нарастание отметил и такой чуткий к фронтовым настроениям писатель, как В. Гроссман, автор одного из лучших романов о Сталинградской битве «Жизнь и судьба». Один из его героев романа, подполковник Даренский, был командирован на левый фланг фронта с проверкой войск, «затерявшихся в песке между каспийским побережьем и калмыцкой степью». Проехав сотни километров, офицер обратил внимание, что встреченные им люди и не помышляли о какой-либо перемене к лучшему, будучи психологически подавленными мощным натиском военной машины фашистской Германии, «настолько безысходным казалось им положение войск, загнанных немцами на край света». «Даренский, – читаем мы в романе, – постепенно подчинился монотонной тоске этих мест. Вот, думал он, дошла Россия до верблюжьих степей, до барханных песчаных холмов и легла, обессиленная, на недобрую землю, и уже не встать, не подняться ей».

Другой яркий пример «пораженческих» мыслей можно наблюдать в произведении В. Некрасова «В окопах Сталинграда». Стойкий офицер, командир батальона Ширяев, признается в разговоре с главным героем лейтенантом Керженцевым: «А скажи, инженер, было у тебя такое во время отступления? Мол, конец уже… Рассыпалось… Ничего уже нет. Было? У меня один раз было. Когда через Дон переправлялись. Знаешь, что там творилось? По головам ходили…»

Порой «пораженческие» размышления соответствовали реальному положению дел, отражая, например, слабое и неумелое, зачастую несогласованное руководство войсками, недостатки боевой техники. Но при всем при этом в конкретной обстановке лета – осени 1942 года такие настроения выдавали слабый психологический настрой многих военнослужащих, неверие в победу, упадок духа и внутреннюю готовность к дальнейшему отступлению.

Именно в этот момент и был обнародован приказ № 227. Впервые после начала войны власть решилась сказать всю правду о реальном положении на фронтах. Дальнейшее отступление Красной армии грозило Советскому Союзу утратой национальной независимости и государственного суверенитета.

А. Рыбаков в романе «Прах и пепел» так описывал ситуацию после выхода приказа № 227: «Этот приказ сковал инициативу командиров, парализовал возможность маневра, увеличил бессмысленные потери. Выполнять его означало обречь армию на поражение. Немцы все равно продвигались вперед, захватили Майкоп, Краснодар, Моздок, вышли на Терек, овладели почти всеми горными перевалами, открывающими путь в Закавказье. Но пленные и трофеи им уже не доставались. Вопреки приказу Сталина советские войска вели маневренную войну, не допускали окружения, умело отводили свои части. Лишь на узком участке фронта войска армии Паулюса сумели 23 августа выйти к западной окраине Сталинграда.

Сталин все отлично понимал: страна разрезается надвое. Гитлер овладевает всем югом, Украиной, Кавказом, Закавказьем. Но главное – Сталинград! Немцы взяли город в клещи, прижав наши войска к Волге. Если Сталинград падет, у немцев в руках окажется главная водная артерия европейской части Союза. От Сталинграда они повернут на север, зайдут в тыл Москве, и тогда основные силы Красной армии окажутся в мешке».

Судьба нашей страны и исход войны решались в 1942 году в приволжских степях.

30 июля по решению командования вермахта сталинградское направление стало приоритетным (ранее, 23 июля, согласно Директиве № 45, подписанной А. Гитлером, группа армий «А» должна была наступать на Кавказ, а вспомогательную задачу – овладеть Сталинградом силами 6-й армии под командованием генерал-полковника Ф. фон Паулюса – поставили перед группой армий «Б»). К тому времени на помощь немецким войскам дуче Муссолини отправил еще шесть дивизий. Достигшая численности 300 тысяч человек, итальянская экспедиционная армия двигалась к Сталинграду.

В это время советским командованием была организована Ржевско-Сычевская операция, которая, казалось, не принесла ощутимого успеха, но на самом деле сковала на севере значительные силы группы армий «Центр». Немцы были вынуждены даже перебросить к Ржеву двенадцать дивизий, уже подготовленных к отправке под Сталинград, что значительно ослабило натиск противника в Поволжье и позволило Ставке ГКО собрать там силы для ответного наступления.

23 августа 1942 года немецкие войска под командованием Паулюса смогли выйти к западной окраине Сталинграда. Но, тем не менее, первоначальный план быстрого выхода к Волге и захвата города уже был сорван яростной обороной советских войск на подступах к Сталинграду и недостатком сил, застрявших возле Ржева.

Руководил Ржевско-Сычевской операцией Жуков, однако в ходе ее Сталин позвонил ему и приказал срочно возвращаться в Москву. «Сталин не сказал о назначении меня заместителем Верховного Главнокомандующего, – вспоминал Жуков. – Видимо, об этом он хотел объявить при личной встрече. Вообще, Верховный по телефону говорил только то, что было крайне необходимо сказать в данный момент. От нас он требовал быть крайне осторожными во время телефонных разговоров, особенно в зоне действующих войск, где не было стационарных средств засекречивания переговоров. Верховный сказал, что у нас плохо идут дела на юге и может случиться, что немцы возьмут Сталинград… объявил, что ГКО решил назначить меня заместителем Верховного Главнокомандующего и послать в район Сталинграда».