Удар милосердия - Наталья Резанова

– Об этом мы поговорим позже. А пока сядьте, сударыня , у меня для вас добрые вести, и я хочу рассказать, для чего собирался пригласить вас во дворец.

– Но мои друзья…

– Вы ведь подавали прошение, касающееся оправдания Эйнара Вальграма?

Дагмар умолкла и медленно опустилась на табурет.

– Мой будущий родич, герцог Эрдский Тирни Йосселинг согласился с тем, что казнь Вальграма нельзя считать оправданной и справедливой. Это было убийство, как по причинам, так и по внешним обстоятельствам. Как вам известно, виновные в его гибели, а также те, кто ввели в прискорбное заблуждение сюзерена погибшего, уже понесли наказание. Но этого недостаточно. Удалось выяснить, что жители деревни, возле которой произошло злодеяние, тайно захоронили тело Вальграма. Вы этого не знали?

– Нет…

– Пришла пора ему упокоиться, как подобает полководцу и верному защитнику герцогства. Гроб с прахом Вальграма будет положен на носилки, укрыт плащаницей с гербом Эрда, и перенесен в Эрденон. Сопровождать его будет отряд рыцарей в трауре и восемь факелоносцев, впереди же будут идти четыре герольда, и попеременно возвещать: «Люди добрые, молитесь за душу злодейски убитого Эйнара Вальграма, верного воина герцога Эрдского». Траурная процессия проследует так до столицы, после чего тело Вальграма будет погребено в главном соборе Эрденона, и в течение года по нему будут служить заупокойные мессы.

– Благодарю вас. Это больше, чем я могла надеяться…

– Но это не все. Как вы, возможно, слышали, я ликвидировал опеку короны над конфискованными землями в Эрде. Бывшие владения мятежников – настоящих мятежников, я разумею, – отошли Тирни Йосселингу. Не стану скрывать – это изначально входило в мой договор с герцогом, в основе своей ничего общего с делом Вальграма не имеющем. Но теперь, при подписании договора, мне удалось обговорить некоторые дополнительные условия. Замки Имма и Ротеланд с прилегающими к ним земельными угодьями, в качестве возмещения перейдут к вдове Вальграма…К вам.

– Но мы не были обвенчаны!

– Вы были помолвлены.

– Что вы подразумеваете под этим?

– Вы рассказали, что Эйнар Вальграм выражал желание жениться на вас. Этому есть свидетели?

– Да…то есть были. Я не знаю, жив ли кто из них.

– Это неважно. Намерение вступить в брак, высказанное в присутствии более, чем двух свидетелей, считается формальной помолвкой. Каковая, по исконным тримейнским обычаем, имет ту же силу, что церковный брак. Вы получаете возмещение за причиненное вам зло в полном соответствии с законом.

– Благодарю вас… я понимаю, ваше высочество, что если бы вы не настояли… не потребовали… герцог бы никогда этого не сделал. Но мне не нужно никакого возмещения! Достаточно того, что имя Вальграма будет очищено. Но…вам, наверное, не сказали об аресте комедиантов… я пришла просить об их освобождении…

– Напрасно. Они арестованы по моему приказу.

– По вашему! – Она невольно вскочила.

– Это сделано для защиты вашей чести. – Йорг-Норберт вышел из-за стола, остановился напротив Дагмар. – Вы сказали мне, что после всего случившегося вам никогда не вернуться туда, где вы были прежде. Это неправда. Я в силах вернуть вам все, чего вы лишились. Более того. Вы получите все, чего достойна дама из благородной семьи, наследница древнего рода и вдова полководца, погибшего за своего сюзерена. Но есть одно препятствие. Эти комедианты. Если не принять соответственных мер, они с радостью начнут болтать, что госпожа Имма-и-Ротеланд пропитания ради вынуждена была пешком таскаться по дорогам империи, плясать на рыночных площадях, и представлять фарсы перед грязной толпой.

– Но мы знаем, ваше высочество, что я и в самом деле этим занималась. – Умоляющие ноты исчезли из голоса Дагмар. – И подобные разговоры мне горя не причинят.

– Они причинят горе мне.

– При чем же тут моя честь?

Она стояла, напряженная как тетива. Голова высоко поднята, светлые волосы, распадающиеся на пряди, ложатся на плечи. Так она стояла, завершая танец мечей, когда клинки, в последний раз выбив искры над ее головой, вонзались в землю у ног. Так она вызывала дьявола, и говорила с ним в «Игре на перекрестке». Но правитель этого никогда не видел. Он видел тонкое, безупречной лепки лицо, бледные губы, забывшие, как улыбаться, и серые глаза, за льдистым блеском которых угадывался синий сухой огонь.

– Когда вы впервые пришли сюда, я подумал: вот женщина, равной которой нет в мире. Она пережила самое страшное, что может выпасть на долю, ее лишили всех, кого она любила, и всего, что она имела. Столкнули в грязь, в болото, и любая другая пошла бы в этом болоте на дно, или с упоением барахталась в нем. Но вы прошли по грязи, и она отступила от вас. Ничто низменное не замарало ваш облик. Вы – само воплощение чистоты и достоинства, подобно королевскому горностаю, предпочитающему лучше умереть, чем испачкать свой белоснежный мех. Так думал я тогда. Не заставляйте меня убедиться, что я ошибся.

– Вы ошиблись. Поскольку видите – я не умерла… как тот горностай. Возможно, мне следовало умереть вслед за Вальграмом. Но, раз я осталась жить, то не могу допустить, чтобы из-за меня погибали другие. Купить свое благополучие ценой свободы людей, не причинивших мне никакого зла – с этим я и вправду не смогу жить. Могу ли я выкупить их, вернув казне те земли и замки, которые вы мне милостиво даровали?

– Нет, – резко ответил правитель. – Владения даровал вам Тирни Йосселинг, ему вы можете их возвратить, если пожелаете, но на судьбу актеров это никак не повлияет.

– Что же мне делать?

– Любая другая женщина – не такая, как вы – бросилась бы мне в ноги и залилась слезами.

– В ноги пасть я готова. А все слезы я выплакала по Вальграму. На других не осталось.

На колени Дагмар, однако, не бросилась. После короткой паузы Йорг-Норберт спросил:

– Среди этих… комедиантов… есть кто-либо, кто вам особенно дорог?

– Вы хотите знать – нет ли среди них моего любовника, или любовников? Нет. Я уже говорила: Диниш, которого я называла мужем, умер в январе в городе Эрденоне. Там же и похоронен. Это легко проверить. А те, кто сейчас в Свинцовой башне – просто актеры, вместе с которыми мне приходилось играть.

– И ради этих, в сущности, чужих вам людей, вы готовы отдать едва обретенное благополучие?

– Да. Я не пролью ни слезы, если никогда больше никого из них не увижу. Но ради того, чтобы они были живы и на свободе, я готова отдать и больше, чем богатство.

– Так я не ошибся в вас! Вы именно та, какой я вас увидел. Чистая, как свежевыпавший снег…как первый лед. Такой и оставайтесь.

Снова последовала пауза.

– Если я отпущу этих актеров … и вышлю из Тримейна, что вы намерены делать? При условии, что не отвергнете то, что вам предложено?