Витте - Сергей Ильин

Господствовавшее в верхах настроение — это ужас и полная растерянность перед происходившими в стране драматическими событиями. А они обострялись не по дням, а по часам. Вслед за забастовкой петербургского железнодорожного узла (она началась 12 октября) прекратили работу почти все предприятия города. Через три дня стачка охватила всю страну. В политических забастовках приняло участие более 2 млн человек, в их числе служащие государственных предприятий. Даже работники учреждений Государственного банка и те отказались работать, пока не будут проведены политические реформы. Требовали установления демократических свобод (слова собраний, печати и союзов) и созыва Учредительного собрания для перемены формы управления страной. Рабочие требовали еще и 8-часового рабочего дня. В стране начали возникать параллельные органы власти — Советы. Всего в 1905 году было создано 55 Советов рабочих депутатов. Одним из первых в дни Октябрьской политической стачки образовался Петербургский Совет рабочих депутатов.

Сумятица в головах представителей образованного общества как в те дни, так и впоследствии царила полнейшая. Фактов не перечесть. Например, служащие Санкт-Петербургского международного коммерческого банка, вовсю ругая «жидов» и революцию, высказывали пожелания свобод и конституции149. «Вообще октябрьские события мне наглядно показали, — писал С. Ю. Витте, — что под влиянием трусости ни одно качество человека так не увеличивается, как глупость»150.

В те тревожные дни лишь немногие в правящих сферах понимали, что брошенная кость, чтобы на нее «обратились все пасти», должна быть для этих пастей привлекательной. Понял это в конце концов и император Николай II. 14 октября вечером С. Ю. Витте получил повеление прибыть в царскую резиденцию на следующий день в 11 часов утра, имея при себе готовый проект высочайшего манифеста. Ввиду нездоровья председателя Комитета министров документ составлял бывший у него в тот вечер князь А. Д. Оболенский. На следующее утро, 15 октября, захватив с собой князя и сенатора Н. И. Вуича, С. Ю. Витте отправился морем в Петергоф. Ему сопутствовал еще и министр императорского двора барон В. Б. Фредерикс, в присутствии которого князь А. Д. Оболенский прочел составленный им проект манифеста.

В нем было три пункта: первый о свободах, второй о расширении избирательных прав и третий о предоставлении этих прав рабочим. От последнего по указанию С. Ю. Витте тут же отказались. Он был заменен пунктом, расширявшим полномочия Государственной думы. Между тем в «Записке» 9 октября и всеподданнейшем докладе вопрос о компетенции Государственной думы был тщательно обойден. Уклончивость С. Ю. Витте не следует понимать в том смысле, что он был согласен с концепцией «булыгинской» Думы. Сам он объясняет свою позицию следующим образом.

«Было бы безгранично наивно полагать, — пишет он в мемуарах, — что если Думе придан совещательный характер при всех прочих парламентских атрибутах, то от этого что-либо может измениться. Либо вовсе не следовало ее учреждать, либо при основании нужно было снабдить ее минимумом совершенно необходимых полномочий. В противном случае неизбежна революционная сумятица». Булыгинский закон о законосовещательной Думе — свидетельство реформаторского убожества правящих российских сфер; «…совещательный парламент — это поистине есть изобретение господ чиновников-скопцов»151. Но это только одна сторона дела. Есть и другая.

Избирательный закон 6 августа совершенно сознательно давал преимущество при выборах крестьянам, которые представляли собой совершенно темную массу, стоящую вне политики и потому неспособную к нормальной законодательной работе. Следовало ожидать, что они могут пойти, в случае неблагоприятного развития политической обстановки, на поводу у либеральной интеллигенции из дворян, которая кого угодно может обворожить сладкими и умными речами, либо у «сознательного пролетариата». Дворянство еще со времен «царя-освободителя» только и мечтало о том, чтобы ограничить власть царя в свою пользу, чтобы управлять вместе с ним. Оно бы примирилось и с буржуазией, допустило бы ее к дележке сладкого пирога власти, но тут совершенно неожиданно на политической арене появилась еще и третья сила, а именно: «сознательный пролетариат». «Между тем, последний для сих близоруких деятелей вдруг только в сентябре 1905 г. появился во всей своей стихийной силе. Сила эта основана и на численности, и на малокультурности, а в особенности на том, что ему терять нечего. Он, как только подошел к пирогу, начал реветь как зверь, который не остановится, чтобы проглотить все, что не его породы». С этой поры начал набирать обороты неудержимый процесс поправения и буржуазии и дворянства. Когда стало ясно, что конституция не может быть дворянской, вот тогда «…вся та часть дворянства, которая носит в себе только проглоченную пищу, а не идеи», начала явно или стыдливо «…исповедовать идеи таких каторжников (они и на это не способны, а просто сволочи), как Дубровин, Пуришкевич и пр.»152. Этой мысли С. Ю. Витте, при всей ее резкости и некоторой шероховатости, не откажешь в проницательности.

Между тем пароход, на котором редактировался проект конституционного манифеста, причалил к пристани. Председатель Комитета министров вместе с министром императорского двора отправился во дворец, поручив князю А. Д. Оболенскому и Н. И. Вуичу немедленно составить новую редакцию манифеста по преподанным им указаниям.

Во дворце к ним присоединились великий князь Николай Николаевич и генерал-адъютант Оттон Борисович Рихтер. Вчетвером они вошли в царский кабинет.

К всеподданнейшему докладу в тот же день приехал и военный министр генерал-лейтенант А. Ф. Редигер. Пока в царском кабинете шли разговоры, он находился в приемной комнате и ему были слышны из-за двери громкие голоса. В час дня А. Ф. Редигера пригласили войти. «Государь стоял у письменного стола и, поздоровавшись, предложил мне перейти на обычное место к окну, сам он оставался у письменного стола, где, кажется, укладывал папиросы. Он был взволнован, лицо раскраснелось, голос был неровен»153. Еще бы — императору вновь предложили выбор между военной диктатурой и конституцией. Царь явно склонялся к силовому решению проблемы, но не находилось подходящих кандидатов в диктаторы. Пришлось выбрать конституцию. Новое совещание было назначено на три часа пополудни уже по готовому проекту царского манифеста, обещавшего бурлившей стране новую эпоху ее истории.

Когда С. Ю. Витте вернулся из дворца на пристань, проект был уже готов. В нем говорилось, помимо свобод, о расширении избирательных прав и о даровании будущей Государственной думе законодательных функций. Поначалу С. Ю. Витте склонялся к приостановке выборов до переделки избирательного закона, но после недолгого размышления решил, что откладывать выборы нежелательно. В своем проекте манифеста граф С. Ю. Витте, желая того или нет, следовал программе, которая была выдвинута земской оппозицией в сентябре 1905 года154.

В три часа проект конституционного манифеста был представлен императору. При обсуждении никем из присутствующих серьезных замечаний высказано не было. Царь по своему обыкновению отложил окончательное решение и, положив манифест в стол, заявил, что помолится Богу, подумает и скажет С. Ю. Витте, решится он на подписание его или нет. Молиться царь не стал, думать тоже. Отпустив визитеров, он тотчас же вызвал к себе на 18 часов того же дня барона А. А. Будберга и члена Государственного совета И. Л. Горемыкина. Им Николай II и задумал поручить подготовку новой редакции манифеста. Виттевский вариант ему явно пришелся не по душе.