Обреченные - Эльмира Нетесова

Чавканье, рык длились недолго, И вскоре на Карагинском снова стало тихо.

Так в Усолье называли, несмотря на минувшие годы, старика Комара.

В глаза и за глаза. От детей до стариков, не было у Комара иного звания, имени. И даже те, кто как и он, были сосланы сюда за пособничество врагу, послушав Комара, вскоре навсегда от него отвернулись, назвав его извергом, выродком, людоедом, палачом.

Комар об этом знал. Не единой душой жил в доме. Семью имел немалую. Все его слушались. Да и как иначе, если испокон века главою всякой семьи считался старший по возрасту мужчина, способный разумно вести хозяйство и крепко держать в руках всех домочадцев.

Старик Комар со всеми управлялся. При его появлении даже корова в хлеве вставала с теплой подстилки и, кося на хозяина влажными глазами, просила протяжно свое излюбленное — краюху хлеба с солью.

Старик о том никогда не забывал. И, полакомив корову, выпустив во двор кур, шел в дом будить заспавшуюся семью. Теперь она разрослась.

В доме все сыновья женаты. Внуки имеются. Старший, Андрей, женившись на вдове Ерофея — Зинке, так и остался жить в ее доме. А детей на догляд и воспитание сюда приводил.

Старик радуется: не пропадет род, не зачахнет. Четырнадцатый внучок недавно на свет объявился. Весь в отца, в Серегу, младшего сына. Такой же мордастенький, горластый, лохматый.

Ночами спит, никого не будит. А днем с внучатами постарше: Те его выносят во двор воздухом подышать, пеленки под ним меняют, задницу моют «при необходимости. Невестка лишь кормит. Все остальное без нее обходится. Некогда взрослым. Слишком много работы. Отдыхать, побыть с дитем — некогда. Сегодня родила, завтра на работу. От этого зависит всякий день. И заработок, и достаток — все от умения работать. А уж на нее Комары всегда жадными были. Оно и неудивительно. В доме два десятка душ. Каждому по куску хлеба — на день мешка не хватает.

А потому, с утра до ночи работала семья не разгибаясь, всюду, где только можно заработать.

Дети, едва научившись ходить, ковырялись на приливной полосе, вытаскивая из принесенного морем все съестное, что хоть мало-мальски походило на еду. Если самим не годилось, кормили корову и кур. Те отказывались — скармливали свиньям.

Когда в просторном на вид доме не стало хватать места, за лето построили второй этаж. И тогда зажили свободнее.

Когда одной корове стало не под силу прокормить громадную семью, оставили Комары телку. И через год она стала второй кормилицей. Теперь молоко пили не боясь, что малышне не хватит.

Бабка Агриппина развела в сарае курятник. А старик Комар, — скопив за полгода по копейкам, купил поросят. Пусть и не скоро они вырастут, да мясо всегда в доме нужно. Поголодав в сарае, поросята вместе с детьми с утра убегали на море. Там сами кормились. А когда начинало темнеть — бежали с визгом на место, на теплые опилки, которые Комар в избытке приносил с пилорамы. Коровы тоже там промышляли. Забывая до осени вкус душистого сена, которое хоть и не вдоволь, а все же привозили ссыльные с заброшенных совхозом покосов.

Комар-старший всегда сам справлялся с покосом, не отвлекал на это домочадцев.

Трудно было семье. Трудно потому, что именно Комаров в Усолье сторонились ссыльные. Старались не работать в паре, не жить по соседству. Их обходили все. Их старались не замечать даже когда сталкивались лицом к лицу. Им никто никогда не сочувствовал и не помогал.

А старика никто не звал по имени. Даже дети. Только по фамилии. И, несмотря на давнее правило — здороваться со всеми старшими, Комары и в этом были исключением,

Поначалу такое отношение ссыльных обижало. Семья тяжело переносила пренебрежение. Но со временем втянулась, привыкла, перестала обращать внимание на усольцев и жила, как Бог даст, не рассчитывая на помощь общины, кормясь своим трудом, собственной удачей.

В этом к ним отношении виноват был глава семьи, рассказавший, как на духу все, за что отбывал наказание на Печоре — целых пять лет, а потом, сосланный в Усолье властями, не простившими Комару того, же, за что его жгуче ненавидели даже свои — ссыльные.

Иван Иванович Комар был желчным, злопамятным стариком. Неприятное лицо его производило отталкивающее впечатление на случайных встречных.

Скуластое, желтое, с маленькими, похожими на шляпки гвоздей, глазами, с широким, желтозубым ртом оно нравилось лишь самому Комару, да бабке Агриппине, какая тем и отличалась от мужа, что до глубокой старости имела косу в руку толщиной. В остальном, как две капли воды, походила на Ивана Ивановича. Да еще не была сварливой, скупой.

Она любила мужа, как никто больше. Да и понятно. Другие мужики на нее смолоду не оглядывались. Увидев Агриппину, даже в сумерках, либо матерились на чем свет стоит,либо истово крестились, словно не девка, а черная кошка, или неведомое страшилище повстречалось на пути.

Агриппина жила и росла в работящей семье. Где с зари до зари все трудились. От детей до стариков.

Жесткие мозоли были с детства на руках у каждого. И никогда они не проходили.

Девкой она без роздыху работала в поле. Вечерами пряла, ткала. Управлялась по хозяйству вместе с матерью.

Только в престольные Божьи праздники отдыхала семья. Да и то хозяйство без забот не оставишь. А оно немалое — пять коров, столько же телят, свиней — десяток, кур — белым-бело, трое лошадей, да овец три десятка, большая пасека.

Дом — громадный пятистен всегда вовремя ремонтировался. Каждую Пасху встречал свежепобеленным, отмытым, выхоленным. И семья себя в порядке содержала.

Агриппину в семье любили. Наперекор всей деревне, называли красавицей, голубушкой, ясной зоренькой. И всегда внушали ей, что лучше чем она — на свете нет.

У Агриппины не было подруг. На них времени не хватало. Некогда было ей бегать на посиделки. Даже в праздники не сидела сложа руки. А когда выдавалась свободная минута — молилась. Просила Бога дать ей мужа подобного себе. И Господь услышал. Пришли сваты, когда девке пошел восемнадцатый год.

Глянула Агриппина на жениха и глазам не поверила. Будто, в зеркало посмотрела на свое отражение. Полюбила его. Да и Комар другую не хотел. С Агриппиной у них сразу все наладилось.

В доме мужа для нее ничего не изменилось. Будто в своей семье осталась жить, только в другой комнате.

Здесь ее тоже все любили и никому не давали в обиду. В коллективизацию жестоко ощипала обе семьи новая власть, отняв все, забрала в колхоз весь скот, разграбила подворье.

Но Комары были живучи. Недаром, в давние времена и до самого раскулачивания, считались лучшими хозяевами, первыми богачами в селе. Да и то сказать не лишне, все мельницы, маслобойка — их собственностью были. И конезавод, приносивший хорошие прибыли, тоже Комарам принадлежал.

Вся семья, не в пример другим, была одета и обута с ног до головы. Но новая власть раздеть сумела.