Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания - Федор Головкин

Присутствуя на церемонии, во время которой лорд Абердин принимал Императора Александра — кавалера ордена Подвязки[340], и будучи пьян, он стал говорить громко во время богослужебной тишины: «Какой фарс!» Император, который быть может разделял его мнение, ограничился приказом, чтобы впредь не совещались о делах с его частным секретарем д’Анстетом после обеда.

Тогда любили выскочек; настоящий барин затерялся между ними.

Императрица Мария Терезия очень строго относилась к самой себе и не менее строго следила за эрцгерцогинями, своими дочерьми. Она была очень скандализована тем, что принц Людовик Виртембергский, очень красивый и любезный мужчина, но младший член дома, который в ее глазах занимал второстепенное место, осмелился поднять свои взоры к принцессе Христине, впоследствии герцогини Саксен-Тешенской. Узнав, что он, во время представления в театре, позволил себя даже опустить записку в открытый ридикюль Ее Высочества, она в своем возмущении послала за обер-гофмейстером графом Ульфельдом.

— Знаете ли вы, что произошло между Христиной и Людовиком Виртембергским?

— Нет, Ваше Величество.

— Вы не поверите такой дерзости с его стороны.

— Неужели Ее Королевское Высочество?..

— А что вы думаете?

— Забеременела?

Пощечина отрезала дальнейшие слова, и эта государыня, всегда сдержанная и преисполненная достоинства, прогнала его из своей комнаты. Этот эпизод мне рассказала королева Неаполитанская, дочь Марии Терезии.

* * *

Главные чиновники австрийского министерства не всегда выбирались из числа наиболее образованных. В начале 1800 г. Триестскому губернатору было предписано отправить корвет. Вслед за тем губернатор донес, что корвет готов к отплытию, но что сирокко[341] этому препятствует. На это последовало подтверждение приказа немедленно отправить корвет. Второе донесение губернатора — «сирокко проявляет такое упорство, что нет возможности исполнить приказание». Тогда в Триест был отправлен приказ, без всякого замедления и на законном основании предать сирокко суду, как бунтовщика, а поставленное по всей строгости военных законов решение суда представить на утверждение Его Императорского Величества.

В то же время в Триесте было получено запрещение вывоза хлебных злаков, тем более разорительное, что наступать ноябрь месяц, т. е. время, когда обыкновенно приступают к исполнению совершенных раньше сделок. На посланное по этому поводу местною экспортною фирмою Гагенауер настоятельное и вместе с тем трогательное представление на счет грозящей от такой меры опасности, Венская канцелярия, в конце длинного и дурацки мотивированного отказа, прибавила следующую замечательную фразу: «что, впрочем, отмена запрещения все равно ничему не поможет, так как приближается время, когда покрывающий Адриатическое море лед препятствует всякому судоходству». Как этот анекдот, так и следующий я слышал от человека достойного доверия и служившего в то время в Триестских канцеляриях.

* * *

Когда князь Талейран возвратился из Польши, где Бонапарт заставил его некоторое время управлять страной, герцогиня Люин пожелала иметь понятие о характере поляков. «Это люди, у которых всегда наготове плошки и которые довольны, когда им позволяют их зажигать каждый вечер, в чью бы ни было честь». Это на первый взгляд столь поверхностное определение заключает в себе глубокий смысл.

* * *

Маршал Бриссак, столь известный своими рыцарскими добродетелями, а также старинным покроем своего костюма и оригинальностью своих изречений, провожая однажды графиню Потоцкую[342] до кареты, сказал ей следующее: «Сударыня, Ваша красота напоминает Клеопатру и сделала из меня Марка-Антония»[343].

* * *

Та же графиня Потоцкая, урожденная графиня Минзех, часто бывала у польского короля, который прощал ей многое за ее остроты. Однажды, когда он хотел ей сказать какую-то очень пикантную фразу, желая, вместе с тем, смягчить ее колкость, он начал ее словами: «Моя кузина…» — «Ваше Величество удостаивает меня слишком большой чести, но между царем Давидом и семейством Минзех никогда не было родства», — прервала графиня короля. Чтобы понять дерзость этого замечания, надо знать, что Понятовским многие приписывали еврейское происхождение. Другой раз, когда она, во время великого поста, вместе с дипломатическим корпусом обедала у этого бедного короля, она воспользовалась моментом всеобщего молчания, чтобы сказать своим певучим голосом: «Мне кажется, что я нахожусь в Риме, в великую пятницу». — «Отчего?» — спросил король. — «Оттого, что я как будто вижу перед собою послом великих держав и поклонение гробу Господню».

* * *

Престарелая графиня Панина, мать первых представителей этого имени, приобретшего благодаря им известность — воспитателя и министра Павла I и его брата, генерала — всегда говорила, что она знает только одну молитву: «Господи! Отними все у всех и дай все моим сыновьям!»

* * *

В то время, когда мелодрама «Сорока-воровка» имела большой успех, много говорили о г-же Сталь и о ее пылких речах, повторяемых во всех гостиных. «Это сорока-бунтовщица», — сказал про нее граф Растопчин, слишком знаменитый Московский генерал-губернатор.

* * *

Ньютону было предписано его врачом Мидом совершать ежедневно в течение двух часов прогулки верхом. Однажды утром он проезжал мимо человека, сторожившего коров. Пастух посоветовал ему не затягивать слишком долго свою прогулку, так как его могла бы захватить непогода. Между тем погода стояла прекрасная. Ньютон посмотрел на небо и, не заметив на нем ни одной тучки, подумал, что этот человек не в своем уме, и продолжал свой путь. Полчаса спустя небо вдруг покрылось тучами и разразился ливень. Всякий другой постарался бы где-нибудь укрыться, но Ньютон пустил лошадь в галоп, чтобы разыскать пастуха. Он застал его прижавшимся к дереву и просил его сказать по какому признаку он мог предсказать такую дурную погоду. «Ах барин, да это совсем не трудно. Каждый раз, когда предстоит перемена погоды к худшему, мои коровы не перестают тереться задом о дерево». Ньютон, немного изумленный, вернулся домой и сказал Миду: «Стоит ли в течение пятидесяти лет заниматься изучением неба, чтобы в конце концов найти настоящий барометр в таком месте!»