Собрание сочинений в 6 томах. Том 5 - Грэм Грин

прочтении». Имеется в виду — весь целиком. Так что я «заложу его в память», пока буду ждать Синтию. А она наверняка запоздает.

— Помни про Дрейфуса. Не сунь бумаги в мусорную корзину, чтобы потом их нашли.

— Я сожгу их в присутствии Синтии в качестве жертвоприношения. — Он шагнул за дверь и тут же вернулся. — Пожелайте мне счастья, Кэсл.

— Конечно. От всей души.

Шаблонная фраза, правда окрашенная теплом, как-то сама сорвалась с языка Кэсла. И поразила его своей точностью — словно, поехав отдохнуть к морю, он заглянул в знакомую пещеру и вдруг увидел на знакомой скале примитивное изображение человеческого лица, которое раньше принимал за прихотливый узор плесени.

Полчаса спустя зазвонил телефон. Девичий голос произнес:

— Джи. У хочет переговорить с А. Д.

— Худо дело, — произнес Кэсл. — А. Д. не может переговорить с Джи. У.

— Кто у телефона? — с великой подозрительностью спросил голос.

— Некто М. К.

— Не кладите, пожалуйста, трубки.

На линии раздалось что-то вроде заливчатого лая. Затем на фоне собачьей радости послышался голос, принадлежавший, несомненно, Уотсону:

— Это, видимо, Кэсл?

— Да.

— Мне надо поговорить с Дэвисом.

— Его нет на месте.

— А где он?

— Вернется в час дня.

— Слишком поздно. А сейчас он где?

— У своего дантиста, — нехотя ответил Кэсл. Он не любил участвовать в чужой лжи: это так все осложняет.

— Перейдем-ка лучше на спецсвязь, — сказал Уотсон. По обыкновению, произошла неувязка: один из них, слишком рано нажав кнопку, снова переключился на обычную линию, как раз когда другой переключился на спецсвязь. Когда наконец они услышали друг друга, Уотсон сказал: — А вы не можете его разыскать? Его вызывают на совещание.

— Едва ли я могу вытащить его из зубоврачебного кресла. К тому же я не знаю, кто его врач. В его досье это не указано.

— Нет? — отозвался Уотсон с неодобрением. — Тогда ему следовало оставить записку с адресом.

В свое время Уотсон хотел стать барристером {106}, но не вышло. Возможно, не понравилась его чрезмерная прямолинейность: поучать, — видимо, считало большинство — это дело судей, а не младших адвокатов. А в управлении Форин-офиса те самые качества, которые так подвели Уотсона в адвокатуре, помогли ему быстро подняться по службе. Он без труда обскакал людей старшего поколения, вроде Кэсла.

— Он обязан был поставить меня в известность о том, что уходит, — сказал Уотсон.

— Возможно, у него внезапно разболелся зуб.

— Шеф специально велел, чтобы Дэвис присутствовал на совещании. Он хотел обсудить с ним потом какое-то донесение. Дэвис, надеюсь, его получил?

— Да, он говорил о каком-то донесении. Похоже, он счел это обычной ерундой.

— Ерундой? Это же был сугубо секретный материал. Что он с ним сделал?

— Очевидно, положил в сейф.

— А вы не могли бы проверить?

— Сейчас попрошу его секретаршу… ох, извините, она сегодня выходная. А это так важно?

— Шеф, видимо, считает, что да. Я полагаю, раз нет Дэвиса, на совещание надо прийти вам, хотя это и птичка Дэвиса. Итак, комната сто двадцать один, ровно в двенадцать.

2

Непохоже было, чтобы требовалось так срочно созывать это совещание. На нем присутствовал представитель МИ-5, которого Кэсл никогда прежде не видел, так как главным пунктом повестки дня было более точное разграничение функций между разведкой МИ-6 и контрразведкой МИ-5. До последней мировой войны МИ-6 никогда не работало на территории Великобритании — проблемами безопасности занималось МИ-5. Это правило было нарушено в Африке после падения Франции, когда возникла необходимость засылать с британской территории агентов в колонии, подчинявшиеся правительству Виши. После наступления мира старая система не была полностью восстановлена. Танзанию и Занзибар официально объединили в единое государство {107}, вошедшее в Британское Содружество, хотя на Занзибаре находилось столько китайских тренировочных лагерей, что его трудно было считать британской территорией. В деятельности разведки и контрразведки стала возникать путаница, поскольку и та и другая служба имела там своих резидентов и отношения между ними не всегда были добрыми и дружественными.

— Соперничество, — сказал шеф, открывая совещание, — хорошо до определенного предела. А между нашими службами возникает порой недоверие. Мы не всегда обмениваемся разработками об агентах. Иногда мы используем одного и того же человека и для шпионажа и для контрразведки. — И он откинулся в кресле, давая высказаться представителю МИ-5.

Кэсл почти никого не знал из присутствующих, если не считать Уотсона. Стройный седой мужчина с резко обозначенным адамовым яблоком был, судя по слухам, старейшим сотрудником службы. Звали его Чилтон. Поступил он сюда еще до войны с Гитлером и, как ни удивительно, не нажил врагов. Сейчас он занимался главным образом Эфиопией. Кроме того, он был величайшим специалистом по монетам, которыми расплачивались в восемнадцатом веке, и аукцион «Сотби» часто приглашал его для консультации. Арабскими республиками Северной Африки занимался Лэйкер, бывший гвардеец, рыжеволосый и с рыжими усами.

Представитель контрразведки изложил, где, по его мнению, пересекаются интересы двух управлений, и умолк.

— Что ж, все ясно, — подытожил шеф. — Назовем это соглашением сто двадцать один — по номеру комнаты. Я уверен, ситуация стала всем нам теперь понятнее. Очень любезно с вашей стороны, что вы заглянули к нам, Пуллер.

— Пуллен.

— Извините, Пуллен. А теперь не сочтите нас негостеприимными — нам надо обсудить кое-какие домашние дела… — И когда Пуллен закрыл за собой дверь, добавил: — Общение с этими типами из Пятого управления никогда не доставляет мне удовольствия. Почему-то они во все привносят полицейский дух. Оно, конечно, естественно, поскольку они занимаются контрразведкой. Мне лично шпионаж представляется делом более достойным джентльмена, но я, конечно, человек старомодный.

Из дальнего угла раздался голос Персивала. Кэсл даже не заметил, что он там сидит.

— Мне лично всегда больше нравилось Девятое управление.

— А чем Девятое управление занимается? — спросил Лэйкер, поглаживая усы. Всем своим видом он давал понять, что принадлежит к числу немногих военных среди ответственных сотрудников Управления.

— Не помню уже, — сказал Персивал, — но их люди всегда казались мне более дружелюбными.

Чилтон отрывисто пролаял — такой у него странный был смех.

— А они не занимались устройством побегов во время войны, или этим занималось Одиннадцатое управление? — заметил Уотсон. — Я не знал, что они еще существуют.

— Я, правда, давно никого из них не видел, — сказал Персивал с видом доброго врача, успокаивающего пациента. Казалось, он описывал симптомы гриппа. — Возможно, сложили вещички, и дело с концом.

— Кстати, — спросил шеф, — Дэвис тут? Есть одно донесение, которое я хотел с ним обсудить. По-моему, я не встречался с ним во время моего паломничества в Шестой отдел.

— Он у дантиста, — сказал Кэсл.

— Мне он об этом не доложил,