Пленники солнца - Юлия Герман

— Что если я собственноручно подписала смертный приговор родителям? И Стасу! Его вообще больше не должны касаться мои проблемы. Зачем он приплел его сюда?

— Хотел пробудить в тебе чувство вины и сыграть на твоем чувстве долга.

— Зачем я согласилась на побег? Тебе нужно было уйти одному, — горько проговорила она.

— Ты считаешь твои родители хотели бы, чтобы ты жила в рабстве для сохранения их жизней? — я не собирался давать лживых уверений. Ведь ни один из нас не знал, как нужно поступить. А убеждать её в том, что все будет хорошо — не мог. Это не честно по отношению к Мае и её ожиданиям.

— Тогда еще оставалась бы надежда, что рано или поздно мы встретимся вновь, а если он воплотит свою угрозу в реальность, то я не смогу себя простить. — Пчёлка подняла на меня глаза. В них плескалось отчаяние и леденящий кожу ужас.

— Ни один родитель не хочет, чтобы его ребенок страдал. И если в его силах спасти свое дитя, то он готов на риски, даже если это спасение будет стоить ему жизни.

— Вот только и я готова ради них пожертвовать собой, — поморщилась как от острой боли.

— Прости, Пчёлка, но я не позволю этому произойти, — обнял её двумя руками, крепче прижимая к себе. — Без тебя моя жизнь не имеет смысла, — прошептал ей в волосы.

— Но…, - Маю оборвал осторожный стук в дверь.

Она сразу же напряглась всем телом, в панике посмотрев на меня. Я так же как и Пчёлка насторожился, подавляя беспокойство.

— Максим, это господин Ибрагим. Принес вам свежее молоко и хлеб, — знакомый голос хозяина нашего убежища, мгновенно развеял подозрения, но сердце продолжало стучать набатом в груди.

— Две минуты, господин Ибрагим, — осторожно встал с кровати, натягивая брюки и рубашку.

Мая же смутившись, что может быть увидена в таком виде, тоже натянула трусики и накинула абайю. И только когда она оказалась полностью одетой, я отворил замок.

Дверь резко ударила меня по лицу, сшибая с ног. Не понимая, что произошло, увидел как в комнату ворвались вооруженные люди. Крик Маи заполнил комнату, когда я почувствовал удар в голову, теряя сознание.

Счастье-лишь миг. Фантазия, мечта, чудесный сон. Мгновение вырванное с кровью. Эти сутки с Максом стали вспышкой света в беспросветной тьме. С ним я вновь задышала полной грудью и даже вспомнила как это искренне улыбаться, когда радуется сердце и поёт душа. И пусть на подкорке сознания затаился страх, пытающийся меня отрезвить, напомнить о реальности, притаившейся за углом. Я заколотила чулан с ним досками и завалила выход грудой камней, не давая вспугнуть мою минуту любви и радости. Пусть я знала, что после наступит жестокая расплата за кратковременное счастье. Тяжесть на сердце и постоянное ощущение надвигающейся грозы не позволяли забыть об опасности. Но я была настолько упрямой и эгоистичной, не желая прислушиваться к предчувствию и позволив нам получить небольшую награду за пережитые испытания. И за это горько поплатилась.

Ад ворвался в наш тихий уголок, ставший на прошлую ночь для нас с Максом Эдемом, и вцепившись клыками в плоть, потащил обратно в преисподнюю. И теперь нам уже не сбежать, не вырваться, не вкусить желанную свободу. В этот раз ни один из нас не выберется живым из этой истории.

Вновь темный фургон. Только в этот раз вместо незнакомых женщин, со мной рядом на полу, лежал Жёлтый без сознания и связанный. На лавках с двух сторон от нас сидели вооруженные арабы, лишая даже мысли о побеге. Но сейчас меня волновала даже не призрачная надежда на побег, а беспокоилась я лишь о том, что Макс слишком долго не приходил в себя. Удар от приклада автомата оказался чрезвычайно сильным. И струйка крови, залившая его лицо, говорила о серьезности травмы.

Сразу после удара я кинулась к нему, но меня тут же оттащили в сторону, засовывая кляп в рот, и связывая по рукам и ногам. Слёзы застилающие глаза, всхлипы, подавляемые тряпкой, истерика вырывающаяся из груди, затрудняли мыслительный процесс. Мне было плевать на то, что меня уносят или что со мной сделают. Я боялась за Жёлтого. Мне хотелось узнать в порядке ли он. А все остальные вопросы меркли на фоне того, как быстрого тело обмякло и не произвело ни одного движения за все время после нашего захвата.

Макс совершенно не реагировал на внешние раздражители. Он не подал признаков жизни ни тогда, когда его закинули на плечо здоровому амбалу, ни когда кинули в фургон и совершенно не чувствовал дороги. Лишь пристально присмотревшись и уловив едва заметные движения грудью и поняла — Макс жив. Но это казалось слабым утешением. Мне требовалось удостовериться в его способности двигаться, говорить, мыслить. Пока он не пошевелит хотя бы пальцем, я не смогу сосредоточиться ни на чем другом, кроме как той жуткой запекшейся крови на его лице и обездвиженном теле.

Напряженная как струна, ждала. Никогда ожидание не казалось настолько мучительным как на протяжении всего этого времени. Не отрывая от него глаз, я умолял взглядом и призывала мысленно очнуться его от этого жуткого сна. Внутри меня разрывало от отчаяния и беспомощности. Бессилие сводило с ума. И что самое страшное, в голове не оказалось ни единого варианта, способного мне помочь растормошить Жёлтого. Когда нас швырнули на пол автомобиля, я попыталась подползти к нему, чтобы хотя бы дотронуться до него. Возможно почувствовав мое тепло он поймет, я не бросила его и по-прежнему находилась рядом. Но меня оттащили от него на расстояние, направив на Макса дуло ружья, красноречиво говорящее о последствиях, в случае моего приближения к Жёлтому.

Скрюченная, связанная, подкидываемая на кочках, я не чувствовал ничего, кроме дикой тревоги и всепоглощающего ужаса за Макса. Не знаю как долго мы ехали, но дорога показалась бесконечной. И наконец-то Жёлтый зашевелился. Мне хотелось взвизгнуть и подпрыгнуть от радости, кинувшись ему на грудь. Этому не суждено было случиться. В немой тиши, я лишь наблюдала за его напрасными попытками освободить руки, но араб нацелил на него дуло автомата, давая красноречиво понять о последствиях его действий. Встретившись наконец-то со мной взглядом, Макс замер.

— Мне не приснилось это, — тихо проговорил он, но его тут же оборвал один из охранников, ударив прикладом в колено.

Сердце сжалось, когда я увидела, что Макса вновь избивают. Чтобы остановить это зверство, лишь помахала ему головой, требуя не сопротивляться. Но он, чертов упрямец, попытался снова скинуть с себя путы, получив прикладом в плечо. Тога Макс лег напротив меня, и наши взгляды не разрывались до самого окончания поездки. Стоило фургону затормозить, как по спине пробежался холодок и на шее встали дыбом волоски. Он здесь. И мне не нужны никакие подтверждения, чтобы знать: нас привезли к Хаммаду и он близок.

Стоило машине остановится, как один из бойцов араба подался к нам, зажимая в руке нож. С широко распахнутыми глазами и колотящимся сердцем, напряглась, представив уже самое страшное. Но он наклонился к ногам Макса, разрезая верёвку, а затем проделов все то же с моей. Другой охранник подтолкнул меня за плечо, заставляя встать. С трудом поднявшись на онемевшие ноги, пошатнулась. Ступни покалывало, затрудняя ходьбу, но конвоиров это не волновало. Они пихали дулами в спину, заставляя покинуть фургон. Голова кружилась, поэтому вместо того, чтобы выпрыгнуть из кузова, я вывалилась на землю. Макс шедший впереди, то и дело оглядывался назад, словно мог как-то мне помочь. Хотя было видно как тяжело ему дались эти несколько шагов. Похоже, удар прикладом, нанес ему серьезную травму. Стоило ему повернуть голову ко мне, как ему утыкалось в спину дуло автомата. И не оставалось ничего иного, кроме как следовать в указанном направлении, к месту казни.