Таинственный Хранитель - Иван Рассадников

– «Друг Аркадий, не говори красиво», – процитировала она, и Андрей улыбнулся, вспомнив, как недавно говорил приятелю именно эту фразу.

– Тургенев, конечно, голова – но истина дороже, – хмыкнул Виктор. И добавил, сменив тон на серьезный. – В чем проблема? – в ожидании ответа он переводил немигающий взгляд с одного на другую и обратно.

– Видишь ли, – спокойно пояснил Андрей, – в гости к малознакомым и не слишком дружелюбно настроенным людям не принято являться заполночь…

– … Аки тать в нощи, – не удержался Виктор. И увидев, что Андрей умолк, поспешно принялся извиняться, дескать, не нарочно, – к слову пришлось…

– Ну, ежели у нас сегодня вечер цитат, я бы продолжил так… – и Андрей, выдержав паузу, неожиданно пропел/проскороговорил, подражая мультяшному персонажу: – «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро… Тарам-тарам-тарам-барам… На то оно и утро!»

Агриппина не удержалась и покатилась со смеху – настолько забавно Андрей подражал Вини-Пуху.

– И всё же, думаю, идти надо прямо сейчас, – сказала она, оборвав смех. – Утром может быть поздно…

– Но если от твоего юрода, действительно, неизвестно чего ждать – может, отправимся на рассвете? – высказал разумную мысль Виктор.

– Тогда, возможно, горшочек с мёдом унесут и утилизируют без нашего участия, – ответил за девушку Андрей. – Я верно озвучил твою мысль, дорогая?

– Совершенно верно, дорогой.

– Ну если ложится такой расклад – идти надо немедленно, – поддержал Виктор. – И плевать на приличия! А тебя, Андреас, я не понимаю… То ты твердишь, что время не ждет, то сомнения тебя терзают! Уволокли бы Фридриховы ребятишки тебя – мигом мозги на место стали.

Предложение взглянуть на проблему под таким углом заставило Андрея отринуть последние колебания.

– Считайте, вы меня убедили! Горшочек с мёдом не ждёт, – решительно произнес он, складывая карту. – Да и одежонка наша рабочая с прошлого «погружения» не стирана – в самый раз сгодится. Твои сапоги, Агриппина, в стенном шкафу.

– А я в чём пришёл, в том и полезу, – мужественно заявил Ниссен. – Хотя пара сапог не помешала бы – в ботиночках не больно разгуляешься…

– На твою ногу? Мои сапоги? – недоверчиво переспросил Андрей. – У тебя размер-то какой? – Он критически осмотрел ступни приятеля, пытаясь на глаз прикинуть, какой размер обуви тот носит. – «Сорок четвёртый», что ли?

– Ну, да, – подтвердил Виктор.

– Могу предложить кирзачи «сорок пятого». Правда, с непривычки натирают будь здоров, а портянок у меня нет. Хотя… – он покинул комнату, слышно было, как открываются какие-то ящики. Вернулся с парой плотных тряпок: – Держи уж, не пожалею для старого друга пары наволочек!

– Боже мой, Андреас, спасибо! – Ниссен схватил наволочки и шустро намотал их на ноги. Полюбовался. – Ишь ты, еще не забыл армейскую выучку!.. – и тут же патетически провозгласил. – Все это такие мелочи в свете последних событий! А уж в преддверии грядущих свершений…

Глядя на него, невольно рассмеялся Андрей, и даже Агриппина явила им свою очаровательную улыбку. В её глазах словно ожило крохотное солнышко; не выдавая себя явным огненным сиянием, оно струило свои лучи, чуждые зною – и в комнате словно пролилась тихая песенка о сокровенном, не преходящем во времени чувстве.

Полчаса спустя они осторожно выбрались в подъезд – он выглядел абсолютно пустым, но кто бы мог поручиться за то, что это впечатление верно? Быть может, на одной из лестничных площадок затаился враг, терпеливо ожидая их появления, не выдавая своего присутствия ни шорохом, ни вздохом, ни движением, слившись с тёмной стеной, зелёный цвет которой в тусклом свете умирающей лампочки казался грязно-бурым, как смутная тень.

Со всеми возможными предосторожностями компаньоны (а они, несомненно, были компаньонами в самом высоком смысле слова: каждый отвечал за всех и был не случайным участником этой истории) покинули подъезд и осмотрелись – двор тоже казался пустынным. Но в ночной темноте улицы, проницаемой звуками изредка проезжающих авто, далеким нестройным пением подгулявших работяг и воплями рок-музыкантов, доносящимися из приоткрытой форточки первого этажа, как известно, куда больше степеней свободы для желающих остаться незамеченными…

Однако ничего подозрительного вроде бы не наблюдалось. Мальтийка стояла на том же самом месте, где оставил её Андрей сразу после утреннего инцидента – и Агриппина привычно села за руль. Андрей расположился рядом с ней, Виктор, кряхтя, забрался на заднее сиденье, и машина тронулась с места. Повисшее в салоне автомобиля напряжённое молчание оттенял лишь приглушённый звук двигателя.

Андрей соображал, где лучше припарковаться, чтобы «пешая» часть пути до Гришиного «жилища» (применить это слово без кавычек к сторожке-развалюхе было просто немыслимо) оказалась покороче, и решил, что лучше заасфальтированной площадки у «Ветеринарной лечебницы» им не найти. Он уже было начал объяснять Агриппине, куда повернуть, но вдруг хлопнул себя по лбу – ведь они могут подъехать практически к самой сторожке!.. И вот уже машина съезжает со «столбовой» трассы на грунтовку и медленно крадется при свете фар по неглубокой колее, теперь поворот на широкую лесную тропу – и минут через пять они уже останавливаются у по-луразвалившихся каменных столбов, оставшихся от больших ворот, когда-то преграждавших по ночам вход в парк.

Девушка заглушила мотор, и они поочередно, стараясь производить поменьше шума, выбрались из машины. Тёмная сторожка имела вид абсолютно заброшенный и нежилой: руины и есть руины, разве что крыша пока цела.

Освещая путь фонариками, миновали ворота и завернули в заросший кустами и травами двор. Первым вошёл в домик Андрей – мало ли что? Его спутники остались снаружи, ожидая условного сигнала.

– Гриша… Григорий! – тихонько позвал он, затем окликнул громче и еще раз крикнул – во весь голос. Но плотная темнота, окружавшая его со всех сторон, словно проглотила его голос, не отдав в обмен ни звука.

Тогда он включил фонарик и пошарил световым кругом по комнате – никого.

– Григорий! – на всякий случай он ещё раз окликнул невидимого хозяина, и вдруг неясный, глухой шорох донёсся откуда-то снизу: под полом что-то ворохнулось – раз, другой, третий – будто три слога имени хозяина прозвучали на неживом, нечеловеческом, подземном языке. Прозвучали – и вновь тишина. Андрей вслушивался в неё, разрубая темноту лучом фонарика – узкий конус электрического света хаотически перепрыгивал со стены на пол, с пола на потолок, и тень тотчас же смыкалась за ним, возвращая себе непроглядную, неделимую власть над внутренним пространством пустой сторожки. Андрей выбрался наружу и подозвал друзей.

– Ну, что, что там? – спрашивал, волнуясь, Виктор.

– Никого, – констатировал Андрей.

– Интересно, где его в такое время носит? – задала Агриппина риторический вопрос.

Андрей только руками развел – это не ко мне.