Жемчужина гарема - Лидия Миленина

— Первый раз дракон тратит энергию сердца, рождаясь. Второй раз — в момент первого обращения, которое, Аленор, возможно, не знает, происходит примерно в пять лет. Мы знали, что должны уберечь Рокарда от этого. Что еще несколько десятков лет он должен провести в человеческой ипостаси. Мы запретили Рокарду идти за своей кровью. Невозможно заблокировать дракону способность обращаться, но мы надеялись на разумность старшего сына. Ролар же в пять лет начал обращаться без труда. Обычно мы не позволяли ему превращаться в дракона при брате, чтобы не травить ему душу. Но пару раз Рокард видел, как брат оборачивался черным вихрем, а потом драконом. И тогда впервые в сердце Рокарда поселилась зависть… Он плакал и говорил, что это несправедливо. Что он тоже должен летать. А мы могли лишь уговаривать и успокаивать его. Он был силен ментально уже тогда, и мы не могли ничего внушить ему. В третий же раз… Ролар, ты был мальчиком. Брат дразнил тебя, говорил, что ты маленький и во второй ипостаси тоже. И ты не выдержал — обратился при нем, чтобы показать, что твоя вторая ипостась тоже подросла. И тогда Рокард не выдержал тоже — и обратился вопреки всему. Но он не превратился в дракона… — Вайрин горько вздохнул. — Знаешь, Аленор, как обращаются драконы? Это непростой процесс, хоть выглядит все очень просто. Наше тело распадается на бесконечное количество мельчайших частиц, а потом собирается снова — во вторую ипостась. Вихри, которые вы видите, — это вихри частиц, принимающих другую форму. Сил сердца Рокарда хватило, чтобы «распасться» на частички, но не хватило на то, чтобы собраться в дракона. И он просто исчез… Как сейчас.

Вайрин замолчал и обвел нас взглядом. А мы ошарашено молчали. То есть Рокард исчез давно? Но ведь совсем недавно мы его видели, разговаривали с ним, и он вырвал у себя совершенно настоящее сердце!

Над полем царило молчание. Мы, герцог и драконы вокруг молча пытались осознать услышанное. А на лицах Вайрина и Премии застыла грустная задумчивость.

Первой тишину нарушила я:

— Но как так может быть? Ведь мы все видели его, разговаривали с ним…

— А вот тут начинается самое тяжелая и запутанная часть нашего «проклятия», — горько усмехнулась Кремия. А Вайрин продолжил рассказ:

— Кремия ощутила неладное, и мы побежали в сад. Но когда мы с вашей матерью, Ролар, подоспели, Рокарда не было. Лишь редкие пылинки лежали на траве… Аты, Ролар, я знаю, что ты не помнишь этого, стоял на коленях, гладил траву, где только что был твой брат. Плакал и повторял: «Это из-за меня, Рокард! Прости меня! Вернись! Возьми мое сердце, мою жизнь… Только вернись!» Мы с Премией тоже были в шоке.

— Но все, что я могла в тот момент, — сказала Кремия, — это собрать в одну точку всю волю, что есть во мне, обнять и утешать моего сына — единственного, что остался в живых. Ты, Ролар, еще долго плакал у меня в руках и повторял: «Рокард, вернись! Это я виноват! Возьми мою жизнь и мое сердце!» Произошедшее было проклятой случайностью! Никто не может судить мальчиков, что они дразнили друг друга и проявили несдержанность! — в глазах Премии блеснул огонь. Она обернулась к Ролару: — И не смей винить себя сейчас! Не время.

Ролар прикрыл глаза рукой, а я всей душой и всем телом — каждой клеточкой — ощутила его горькую боль.

— А я ведь ненавидел его! — сказал он, сжимая кулаки. — Я родился по дороге, проложенной им. Он отдал свое сердце ради рождения нас двоих… И я был глупым мальчишкой, не сдержал своей гордыни! Отец, мать, неужели вы простили меня?

— Твоя мать права, — грустно сказал Вайрин. — Никто не был виноват тогда. Ни ты, ни он… Никто. Может быть, только проклятие Вайторна… Мы никогда не сердились ни на одного из вас. Лишь страдали. К тому же, — усмехнулся он, — потом у тебя появились поводы его ненавидеть. Итак… Дальше, — я присмотрелась к лицу дракона, которого знала как Геарда. Оно было совсем другим. Величественнее, красивее, тверже. Но мимические движения остались почти теми же, и я хорошо их понимала. Сейчас я видела, что отцу становится все сложнее говорить о судьбе своих сыновей. Словно он шел против бурного потока или сильного ветра, требовались постоянные усилия.

— Итак, мы потеряли одного сына и были безутешны. Тогда Кремия и заговорила о том, что, должно быть, так сбылось проклятие Вайторна. Мы потеряли одного из двух сыновей — половину счастья, ведь нашим счастьем, Ролар, вы и были! — эта фраза прозвучала так неожиданно горячо для короля драконов, что все вокруг вздрогнули. — И тогда мы взмолились Всевышнему. А после — говорили с ней мысленно. Пытались договориться, просили вернуть нам сына. Может быть, дать ему родиться в другом теле, стать, Ролар, тебе младшим братом. Ведь мы считали, что не заслужили этой потери, что Вайторн наложил свое проклятие несправедливо…

— Те, кто проклят, всегда считают, что это несправедливо, — вдруг сказал герцог, молчавший до этого момента. — Но кто знает, зачем дано проклятие? Даже если оно несправедливо, то в нем есть смысл — некое событие, что оно должно принести в будущем.

Ролар и Вайрин одновременно обернулись к нему, гневно сверкнув глазами.

— Молчал бы ты лучше, герцог! — сказала я и положила руку на плечо Ролара, добавила голосом Повелительницы (теперь я знала, как управлять этим). — Судьбу герцога мы решим потом. Что было дальше, ваше величество?

Вайрин выдохнул и вдруг улыбнулся:

— Ты действительно очень сильна, — сказал он. — Даже мне сложно противиться твоим словам. А главное — не хочется, в этом ваша сила. Что было дальше… Уверен, она услышала нас. И подшутила над нами во второй раз…

— Все ее шутки имеют смысл, — бросил герцог.

— Но может быть, и не так. Может быть, у нее тоже не было другого варианта. Аленор, знаешь, как часто спят драконы? Не обращала внимания, что реже вас, людей?

— Я не задавалась этим вопросом, мне лишь казалось, что пореже и что вы неутомимы, — ответила я.

— Мы спим раз в трое-четверо суток. В детстве — чаще. Спустя два дня Ролар заснул. А когда проснулся через несколько часов… то… Нет, конечно, сначала мы ничего не заметили. Мальчик открыл глаза, улыбнулся матери… Но уже в первые часы мы увидели, что у него другой характер. Что он задиристее, более упрямый. И он не отвечал, когда мы назвали его Роларом… — Вайрин замолчал, и продолжила Кремия:

— Странное и страшное подозрение закралось у меня. Я обратилась к нему по имени нашего старшего сына: «Рокард, это ты?» — спросила я. «Конечно я, мама!

— ответил он. — Кто еще это может быть!». И тогда мы поняли, что произошло. Маленький Ролар молил брата вернуться, предлагал ему свою жизнь, и Рокард разделил его жизнь. В самом прямом, буквальном смысле — разделил его тело. Два брата, прежде бывшие близнецами, оказались в одной физической оболочке. Засыпал один, а просыпался другой.

— Не может быть, отец! Я помню, как мы с ним встречались, как я боролся с ним не так давно. Я все помню! — воскликнул Ролар. Лицо его дергалось от внутренней борьбы, тело напряглось, как перед броском. Я мягко прижалась к его боку. Осознать рассказываемое Вайрином и Премией было сложно не только ему. Все драконы вокруг стояли в немом изумлении, оно так и витало над полем. Но для Ролара… Узнать, что ты прожил жизнь, разделяя свое тело с другим существом. Понимать, что оно всегда было рядом и может проснуться в любой момент — наверное, эта мысль может свести с ума. И я должна удержать его разум. Чем? Повелительница, истинная пара… Не важно. Есть только одна сила — любовь.