Благодать и стойкость. Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - Кен Уилбер

Но дело даже не в этом. Дело в том, что после стольких сложностей наша с Трейей близость наконец-то восстановилась на всех уровнях. Наши отношения снова стали такими же, как в самом начале, а может быть, даже лучше.

Каков Кен! Похоже, в первый раз за все то время, что мы вместе, он хочет ребенка! На него явно произвело впечатление общение с Джексоном, Митчем и Сэмом (у Сэма двое детей, у Джека трое, у Митча один). Все они сказали ему без колебаний: не надо колебаться, не надо думать об этом, просто бери и делай! Это ведь самое прекрасное, что может быть в жизни. Вся твоя жизнь в корне изменится, ты и представить себе не можешь, сколько способов дети будут находить, чтобы растормошить тебя, и это замечательно. Вперед! Заводи ребенка. Значит, нам нужно только одно: чтобы ближайший год я была здорова.

Но даже до того, как Кен решил, что хочет ребенка, он сильно изменился. Он такой прекрасный, мягкий, любящий. Как он хорош, когда сидит за компьютером и работает, как он хорош, когда экспериментирует с приправами и изобретает новое роскошное блюдо — причем в строгом соответствии с моей диетой! Неужели он таким и был до того, как наступили трудные времена? Теперь он еще лучше, чем я его помню!

Я вспоминаю пережитое — период, когда у меня не было волос, когда я не знала, удастся ли нам вернуть то, что было вначале. Тогда это было для меня очень важно. Я имею в виду нашу невероятную близость и голод друг по другу — особенно мой голод по нему, — которые были раньше. И теперь, мне кажется, все это вернулось, хотя, конечно, немного по-другому. Если я скажу, что мы оказались на более высоком витке спирали, это, возможно, прозвучит претенциозно, но точнее мне не сформулировать. Изменилась степень потребности и зависимости друг в друге, и хотя мне не хватает того, что было раньше, я все-таки думаю, что это свидетельство того, что я выросла. Я помню, как чувствовала себя какой-то рыбой-прилипалой, зацепившейся за него; он удовлетворял такие глубинные, старые и отчаянные потребности, что мне хотелось только одного: быть рядом с ним. Я и сейчас предпочитаю его общество любому другому, но я уже не так остро в нем нуждаюсь: пустоты во многом оказались заполнены. А вот что вернулось, так это наслаждение от того, что мы вместе, маленькие радости от разных мелочей — как заметно, что эти мелочи делают день светлее! Что вернулось — так это доброта, деликатность и радость в наших отношениях; нам снова легко и весело друг с другом. К этому добавилось уже более взрослое понимание того, что у другого есть уязвимые точки и к ним надо относиться внимательно и бережно. Я научилась поддерживать Кена, настраивать его на позитивный лад — у нас в семье так не было принято. А он, как мне кажется, понял, что я обижаюсь, когда он ехидничает. Мы оба научились предчувствовать, где может возникнуть проблема, и либо давать задний ход, либо осторожно прорабатывать ее. Атмосфера нашего дома, наших отношений стала в целом добрее и мягче. Я от души наслаждаюсь той деликатностью, которой пронизано все наше общение.

Случилось и еще одно радостное событие: Кен стал писать книгу. Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать, как его идеи облекаются в ясную и четкую форму (еще одна книга, которую я могу дать почитать друзьям матери!), а Кен дает мне каждую главу сразу после распечатки и просит, чтобы я высказала свое мнение. Похоже, для него действительно значимо мое мнение, и он очень часто учитывает его, когда пишет. Приятно видеть, как наши многочисленные давние разговоры переходят в печатный текст — например, рассуждения о различиях между мужским и женским. Приятно, что я вношу свою лепту, помогаю его идеям оформиться. Что бы я ему ни говорила, самое главное — я чувствую себя полноправным участником его проекта. Мне кажется, его книга будет востребована: она отвечает человеческим запросам. Всего лишь прочитав про переход от экзистенциального к душевному [с 6-го на 7-8-й уровни], я получила ответы на многие вопросы о моей сегодняшней жизни. Как я рада, что он ее пишет! И как мне нравится заниматься творчеством! Я делаю оригинальные узоры на основе собственных абстрактных рисунков, а потом воплощаю их с помощью аккуратно вырезанных кусочков стекла, которые выкладываю в три-четыре слоя. Затем ставлю все это в печь и обжигаю. Эту технологию я знаю по книжкам, но узоры — мои собственные. Вроде бы людям они действительно нравятся; вряд ли они хвалят их просто из вежливости. Как же я люблю эту работу!!! Я все время о ней думаю, не могу дождаться момента, когда снова за нее примусь.

ОПРБ в Сан-Франциско встает на ноги. Мы получили от крупного фонда грант на двадцать пять тысяч долларов, и люди уже стучатся в наши двери. По информации, которая до меня доходит (как мне жаль, что я не могу быть там и сама принять участие в этом прекрасном деле), — занятия в группах приносят огромную пользу. Мужчина с метастатическим раком говорит, что только в своей группе он чувствует поддержку и что теперь ему уже не так страшно. Пожилая женщина из группы для больных с раком груди — она живет вдалеке от дочери — теперь говорит, что у нее появились четыре новые дочки (молодые женщины из ее группы). Даже одно-два занятия в группе уже приносят огромную пользу: люди уже не чувствуют себя такими одинокими и напуганными. Сейчас делами Общества занимается Вики, и у нее великолепно получается. Вчера я написала ее матери письмо.

«Хотела бы рассказать Вам об одной стороне деятельности ОПРБ, которую я считаю особенно важной. Я осознала ее только в сравнении с Центром оздоровления (как Вы знаете, изначально по его образцу мы задумывали наше Общество) и с группой «Qualife», которая занимается похожей работой в Денвере. Я очень высокого мнения о них, но понимаю, что ОПРБ отличается главным образом тем, что его организовали люди, сами болевшие раком. Задачи у двух других организаций сходные — помочь людям в невероятно трудных обстоятельствах, но они в большей степени сосредоточены на технике, результатах, на том, чтобы что-то доказать. В брошюрах Центра оздоровления, к примеру, говорится: «Будем сражаться с раком вместе». В этих группах стремятся научить чему-то конкретному, вроде визуализации, и пытаются доказать, что это дает результаты.

ОПРБ, напротив, берет за основу не такую жесткую установку: «Мы должны пережить это вместе». Да, мы тоже верим, что определенные техники могут быть полезны, но гораздо больше заинтересованы в том, чтобы собирать людей, как они есть, и предоставлять им то, о чем они просят, вместо того чтобы что-то им доказывать. Я часто говорю, что в каком-то смысле вся наша деятельность — группы поддержки, учебные занятия, мероприятия — всего лишь повод для того, чтобы свести разных людей, создать для этого дееспособную структуру. Когда у меня был рак, я заметила, что мне трудно общаться с друзьями. Мне приходилось тратить массу сил, чтобы оберегать их, объяснять, учитывать их волнения за меня и — очень часто — невысказанный страх за самих себя. Я обнаружила, что общение с другими онкологическими больными — большое облегчение. Я поняла, что стала членом другой семьи, состоящей из людей, которые не понаслышке знают, что такое рак. И я уверена, что большая часть деятельности ОПРБ состоит в том, чтобы собрать эту семью, предоставить место для встреч, чтобы ее члены имели возможность поддерживать друг друга. Дружить, делиться информацией, говорить о своих страхах, о самоубийстве, о вероятности того, что их дети осиротеют, о боли, о страхе боли или смерти, о том, каково это — остаться без волос, и так далее.