Идиот нашего времени - Александр Владимирович Кузнецов-Тулянин

телефону адвокат Спиридонов, у которого возня со старухой вызывала уже тошноту, — коренным образом пересмотреть вопрос. Гражданка Изотова подлежит бесспорному выселению, поскольку лишена всех прав проживания. Ее можно препроводить с площади и вопрос закрыть.

— Что значит, препроводить? На улицу, что ли, выставить?

— Если вам угодно, то выставить.

Земского покоробило:

— Зачем же так?

— Вадим Петрович, а сколько нервов!..

— Это мне знакомо, — усмехнулся Земский и решил: — Все-таки с Изотовой мы будем возиться столько, сколько потребуется. Ждите меня.

Земский вскоре приехал на Преображенскую, во дворе едва не зарулил бампером в большую бетономешалку, которой накануне здесь еще не было. Помимо новой бетономешалки во дворе стоял грузовик, а чуть в сторонке, в самом углу — деревянная будка — вероятно, апартаменты бригадира строителей. Суетилось много народа. Строители, каждый одетый в свежий синий комбинезон с надписью на спине «Облреставрация», не ожидая старухи, уже понемногу приступили к работе. Трое таджиков рыли ямки для столбиков ограждения, еще несколько человек разгружали грузовик, который привез свежие доски для лесов, третьи освобождали дом от мебельной рухляди: с внутренней стороны, прямо из окна периодически что-нибудь вылетало, с грохотом вздымая столбы пыли, обрушивалось на огороженную полосатой ленточкой гору из разломанных стульев, столов, ящиков, кроватных спинок, корыт, газетных и журнальных подшивок, кухонных плит, дырявых кастрюль… Пузатый прораб, в своем комбинезоне похожий на Карлсона, встретил Земского нервным рукопожатием.

— Вадим Петрович!.. Ну, мы что?!. Мы уже!.. А то вон адвокат говорит, что ее можно и так, под белы ручки — и на улицу, нах.

Из дома вышел Спиридонов в черном костюме, который с одной стороны по рукаву был изрядно перемазан известью, при галстуке, брезгливо ступал среди мусора по неровной грязной земле.

— Королева ждет-с, — не скрывая раздражения, с выразительным жестом отведенной в сторону рукой издали сказал он и широко подал руку Земскому.

Вероятно дело и правда было непростое, раз уж даже этот человек, всегда казавшийся Земскому спокойным и рассудительным, психует.

— Я ничего не могу понять, Вадим Петрович, — говорил адвокат. — С утра Изотова была всесторонне, так сказать, готова и сияла от счастья. Но как только зашел вопрос о ее имуществе… А я доходчиво объяснял еще раньше, что имущество невозможно забрать с собой… Но тут она начала такое! Вцепилась в кровать, хоть, говорит, режьте, никуда не поеду… Но это же возмутительно!.. Извините, столько средств и сил! А она вместо слов благодарности… Я же объясняю: в качестве исключения — один чемодан. Потому что больше не полагается… Ну, зачем вам, говорю, имущество, если там выдают и постель, и пижаму, и все стирается регулярно, чистота, насекомых нет, уход, медосмотр, лото, в «дурака», телевизор, гобелены на стенах и даже три компьютера! Не богадельня, интернет-кафе! Нет! Дайте мне мой шкаф, дайте мне мой стол, дайте мою кровать!.. Ну кровать-то зачем, спрашиваю, не кровать, а трактор!

Входную дверь рабочие сорвали с петель, она валялась рядом, вход в подъезд зиял сырой тьмой. В доме стоял несносный грохот, слышались громкие голоса на чужом языке.

— Со мной не надо ходить, я сам с ней поговорю. — Земский быстро поднялся на третий этаж, ногой раскрыл дверь в длинный коридор. В самом конце обветшавшей коммуналки и была комната Изотовой. Перед ее дверью он остановился, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять раздражение. И наконец вошел.

Старуха восседала в своей большой железной кровати, забравшись на нее с ногами и укрыв ноги толстым одеялом. Она была в грязно-коричневом халате, похожем на те халаты, которые выдают больным в захолустных забытых начальством больничках. Из-под халата торчал воротник синей кофты. Но больше всего настораживало, что голова ее, как чалмой, была повязана темным, вероятно, от грязи, полотенцем.

«Совсем рехнулась старая ведьма», — подумал Земский. Ему показалось, что за прошедшую неделю старуха еще сильнее высохла — сморщенная костлявая кукла, мосластая желтая рука, выпростанная из-под одеяла.

— Татьяна Анатольевна, что же вы, не хотите уезжать? — начал он елейным голосом. — Мы такое дело начали. Для больных детишек… А вы!..

Из-под чалмы блеснул сумасшедший глаз, она сказала медленно, раздельно, убедительным голосом:

— Обокрасть хотите? Я никуда не поеду…

Земский вздрогнул, настолько неприятными показались ему ее нудные интонации. Если бы не видеть старуху, отвернуться, то перед глазами сразу проявлялась блестевшая глазами Грымза.

— Обкрадывать вас никто не хочет, хотя бы потому, что красть у вас нечего. Не буду же я красть вашу проссанную перину, — тихо и строго сказал он. — Сами подумайте, Татьяна Анатольевна, я вам уделяю столько сил и времени, сколько своей семье не уделяю. А вы мне еще подкидываете проблем. — Он помолчал и добавил уже мягче: — Будьте умницей. Скоро придет машина, вас со всем почестями доставят в пансионат. Вы как раз поспеете к ужину.

— Вы моей смерти хотите!

— И смерть ваша мне не нужна. — Он покачал головой. — Можете прожить еще хоть двадцать лет. На здоровье. Иначе зачем бы я с вами столько возился… — Помолчал, будто поразмыслив. — Хотя если честно, то мне все равно… Двадцать лет вы проживете или двадцать минут.

— Ни-ку-да не по-е-ду… — медленно проговорила она.

За стеной стали бить кувалдой, да так, что, казалось, весь дом отзывается вибрацией. Земский с опаской посмотрел на потолок. И точно в подтверждение его опасениям ближе к той стене, где стучали, от потолка оторвался увесистый кусок штукатурки, рухнул, в комнате взметнулась пыль. Старуха и глазом не повела. Земский подошел к окну, взял со стола заросший паутиной утюг и с видимым спокойствием, только поджав побледневшие губы, выбил им в крестовине окна одно стекло, старательно обкрошил железным носиком торчащие осколки, выглянул на улицу и крикнул прорабу:

— Олег Александрыч, нужно немного подождать. Объявите перекур!

Через пару минут все стихло. Земский даже не удосужился вернуть утюг на место, так же поджав губы, глядя на старуху недобрыми глазами, просто выпустил его из рук, утюг грохнулся на пол. Настала очередь Изотовой крупно вздрогнуть. Земский едва заметно скривил губы в ухмылке.

— Как знаете, Татьяна Анатольевна. — Он размеренными шагами вышел из комнаты, спустился на улицу. Во дворе пару раз хлопнул в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. — А ну-ка, парни! Вытаскиваем ведьму на улицу. Как есть — вон! В то кресло!

Поднялись к старухе человек десять — уже многие желали досадить ей. Из дома раздался вой, да такой громкий, жуткий, что всем, кто оставался на улице, стало не по себе, голос этот, вибрирующий, захлебывающийся, вовсе не походил на старухин, а словно резали или огнем жгли молодую