Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино - Федор Раззаков

Писатели, проявляющие резкие антисоветские настроения, нами активно разрабатываются…».

В этом документе фигурировали несколько десятков деятелей творческой интеллигенции (в основном – писателей), среди которых были весьма известные люди. Какие? Назову лишь некоторых из них. Например, писатель Константин Федин говорил следующее:

«…Все русское для меня давно погибло с приходом большевиков; теперь должна наступить новая эпоха, когда народ не будет больше голодать, не будет все с себя снимать, чтобы благоденствовала какая-то кучка людей (большевиков).

За кровь, пролитую на войне, народ потребует плату и вот здесь наступит такое. Может быть, опять прольется кровь.

Ничего мы сделать без Америки не сможем. Продав себя и весь свой народ американцам со всеми нашими потрохами, мы только тогда сможем выйти из этого ужаса разрушения. Отдав свою честь, превратившись в нищих и прося рукой подаяния, – вот в таком виде мы сейчас стоим перед Америкой. Ей мы должны поклониться и будем ходить по проволоке, как дрессированные собаки…».

А вот что заявил в одном из приватных разговоров еще один из столпов советской литературы – Корней Чуковский: «Скоро нужно ждать еще каких-нибудь решений в угоду нашим хозяевам (союзникам), наша судьба в их руках. Я рад, что начинается новая разумная эпоха. Они нас научат культуре…».

Ему вторит Федор Гладков: «Подумайте, 25 лет советская власть, а даже до войны люди ходили в лохмотьях, голодали. В таких городах, как Пенза, Ярославль, в 1940 году люди пухли от голода, нельзя было пообедать и достать хоть хлеба. Это наводит на очень серьезные мысли: для чего же было делать революцию, если через 25 лет люди голодали до войны так же, как голодают теперь…».

Еще один писатель – Виктор Шкловский – говорил следующее: «…Меня по-прежнему больше всего мучает та же мысль: победа ничего не даст хорошего, она не внесет никаких изменений в строй, она не даст возможности писать по-своему и печатать написанное. А без победы – конец, мы погибли. Значит, выхода нет. Наш режим всегда был наиболее циничным из когда-либо существовавших, но антисемитизм коммунистической партии – это просто прелесть.

Никакой надежды на благотворное влияние союзников у меня нет. Они будут объявлены империалистами с момента начала мирных переговоров. Нынешнее моральное убожество расцветет после войны».

Спецслужбы слушали не только литераторов, но и кинематографистов. Например, в донесении Шубнякова фигурирует имя режиссера Александра Довженко. И говорил он вот что: «…Украинские девушки, полюбившие немцев и вышедшие за них замуж, не виноваты в том, что у них нет патриотизма, а виноваты те, кто этого патриотизма в них не сумел воспитать, то есть мы сами, вся система советского воспитания, не сумевшая пробудить в человеке любви к родине, чувства долга, патриотизма.

Ни о какой каре не может быть речи, должны быть прощены все, если только они не проводили шпионской работы…

Тема обличения порочности советского воспитания, никчемности советского педагога, ошибочности пропаганды и трагических результатов этого должна стать основной темой советского искусства, литературы и кино на ближайшее время.

….Возмущаюсь, почему создали польскую дивизию, а не формируют украинских национальных частей…».

Все эти данные ложились на стол Сталину и других членов Политбюро, но, самое интересное, почти никаких репрессий по отношению к антисоветчикам не проводилось (из длинного списка литераторов, упоминаемых Шубняковым, посадят только Леонида Соловьева – автора «Повести о Ходже Насреддине»). Спрашивается, почему, если сталинский режим, как долгие годы уверяют нас господа либералы, был кровавым? Значит, кровь в нем проливалась выборочно и были такие деятели (и их было достаточно большое количество), на кого эта «кровавость» не распространялась. Сталин прощал интеллигенции их приватные антисоветские разговоры и требовал от них взамен только одного – патриотизма в их профессиональном творчестве. И они этого патриотизма в своих произведениях придерживались.

Кстати, могло быть и такое. Чекисты (по приказу того же Сталина) приходили к «подслушанным» писателям и ставили вопрос ребром: либо этот компромат ляжет в основу уголовного дела против вас, либо вы будете делать то, что мы вам прикажем. И писатели, дабы не оказаться в ГУЛАГе, шли на сотрудничество. Цинично? Безусловно. Но такова суть любой большой политики и деятельности спецслужб, которые чаще всего выполняют волю все той же большой политики. Так было раньше, так происходит и поныне, причем при любом режиме. А те люди, которые ассоциируют это только со сталинскими временами, либо заблуждаются, либо намеренно врут, преследуя какие-то свои корыстные цели.

Но вернемся к Леониду Кмиту.

Итак, упоминание его имени в контексте антисоветской деятельности Зои Федоровой не стало поводом к тому, чтобы актера тоже привлекли к судебной ответственности. И он продолжил свою деятельность в кино, снявшись во второй половине сороковых годов в четырех фильмах: «Голубые дороги» (1948; роль – помощник капитана пассажирского корабля «Россия» Иван Иванович), «Новый дом» (1948; старшина-сапер Фокин), «Повесть о «Неистовом» (1948; радист Филатов), «Три встречи» (1949; директор МТС).

А что же Зоя Федорова?

В Лефортово она пробыла почти год – до осени 1947 года. Причем Лихачев вел ее дело в течение нескольких месяцев, а заканчивал его один из помощников начальника СЧ подполковник Константин Соколов. После этого дело должно было попасть в суд, но замминистра МГБ Сергей Огольцов (его утверждающая подпись появилась на деле 15 августа 1947 года) почему-то передал его на рассмотрение Особым совещанием при МВД. Почему именно туда? Видимо, все по той же причине – чтобы у Федоровой не было возможности ненароком (или по злому умыслу) апеллировать к тому, что она является агентом спецслужб. Ведь в проекте Положения об ОСО этому внесудебному органу предоставлялось право рассматривать расследованные органами МГБ СССР дела: а) о лицах, признаваемых общественно опасными по связям с преступной средой или по своей прошлой деятельности; б) о преступлениях, доказательства по которым в силу их характера не могут быть оглашены в судебных заседаниях; в) другие дела – по отдельным указам Президиума Верховного Совета СССР или постановлениям правительства СССР.

Для нас важен именно пункт «б», по которому и проходил агент «Зефир» – его агентурная деятельность не должна была стать достоянием широкой огласки. Поэтому Особое совещание состояло всего из нескольких человек: министра МВД С. Круглова, двух заместителей министра – от МВД и МГБ – и Генерального прокурора (или его заместителя). Кроме этого, Особое совещание рассматривало дела, по которым нет доказательств вины подсудимого (например, на ОС осуждали жен врагов народа), либо сам факт осуждения данного человека (и его самого) надо было скрыть.

Однако об аресте Федоровой было широко известно; чего же здесь, спрашивается, скрывать? Но скрыть надо было, как уже говорилось, ее агентурную принадлежность. Поэтому актрису и провели через Особое совещание, поскольку на нем можно было рассматривать дело, не вызывая на заседание подсудимого. То есть круг осведомленных лиц сужался до минимального: прокурор, министр, два заместителя. В итоге 8 сентября 1947 года было вынесено решение: осудить Зою Федорову на 25 лет лагерей за антисоветскую деятельность и преступную связь с иностранцем. Хотя на самом деле агента «Зефир» осуждали за другое: за провал операции по вербовке важного американца. Плюс к тому же Абакумов прятал за решетку бериевского агента. Кстати, о Берии.