Самвел - Раффи

Вечернее солнце еще не зашло, когда всадники быстрым галопом доскакали до Нахчевана. Стоявший на высоком, живописном холме когда-то веселый город Гохтанской земли теперь представлял собой труду развалин. Огонь уничтожил дома, меч врага уничтожил людей. Оставшиеся в живых были взяты в плен.

У западного подножья города на широкой равнине, которая тянулась вплоть до левого берега Аракса, расположился главный стан персов. Самвел оставил безлюдный город и направился со своим отрядом прямо в стан. Из всех шатров, раскинувшихся на равнине, выделялись два больших шатра, стоявшие на возвышении друг против друга. Один из них был голубого цвета, и над ним развевалось знамя с изображением крылатого дракона, другой был пурпурового цвета с орлом на знамени. Самвел направил своего коня ко второму шатру.

Подъезжая к стану, Самвел приказал затрубить, из лагеря ответили тем же. Довольно скоро к ним подъехал один из начальников, окруженный телохранителями, и встретил прибывших.

– Я сын Вагана Мамиконяна, – сказал Самвел, – проводите меня в шатер отца.

Его провели к пурпуровому шатру. Направляясь к нему, Самвел жестоко страдал. Он проходил через тот варварский стан, который в течение нескольких недель обратил в прах самую прекрасную часть Армении. Он проходил мимо тех несчастных пленных, которые еще недавно были счастливыми сынами этой страны, бесконечно горькие минуты пережил он, пока достиг шатра отца. Как он встретится с отцом? Как посмотрит ему в лицо? Эти вопросы ужасали его больше, чем окружавшие его печальные картины.

Призвав на помощь все самообладание, он соскочил с коня и быстро вошел в шатер. Люди его остались у входа.

– Ах, Самвел, дорогой сын! – воскликнул смущенный отец и прижал его к своей груди.

Несколько минут оставались они в безмолвном объятии. Отец не верил своим глазам: так радостно поразило его неожиданное появление сына. Он то рыдал, как ребенок, то целовал его и от сильного волнения не мог вымолвить ни слова.

Он взял за руку любимого сына, повел его к роскошному сидению и усадил рядом с собой. Отец не видел сына с того дня, как отправился в Тизбон. С тех пор прошли годы. Самвел за это время возмужал, похорошел, стал настоящим мужчиной. Отец разглядывал его и не мог налюбоваться.

– Самвел!.. Дорогой Самвел!.. – все время повторял он и принимался опять обнимать его, покрывая побледневшее лицо сына поцелуями.

Самвел находился под воздействием какой-то бури страстей, и ему казалось, что его снова охватывает лихорадочная дрожь. Отец, объясняя это состояние взволнованностью, долгое время не выпускал дрожащие руки Самвела из своих ладоней, продолжая с глубоким восторгом разглядывать сына. Его душу охватило бескрайнее чувство блаженства: он был счастлив, что имеет такого красавца сына.

– Ах, если бы тебя хоть раз увидел царь Шапух! – проговорил он с искренним восхищением. – С таким благородным лицом и с такой статной фигурой ты, несомненно, был бы назначен начальником всей армянской конницы.

Эти слова были сказаны столь неожиданно, что привели Самвела в себя, и он решил объяснить отцу свои намерения так, чтобы себя не выдать.

– Я еще слишком молод для такой высокой должности, дорогой отец, – сказал он, принужденно улыбаясь.

– Ты очень скромен, Самвел, посмотри на себя со стороны, глазами своего отца, и ты увидишь, что я прав! Ты приведешь в восторг весь персидский двор, если хоть раз там появишься. Достаточно тебе выступить на конском состязании на большой площади Тизбона, чтобы царь Шапух поглядел на тебя из высоких окон своего дворца, и тогда все самые горячие мечты твоего отца осуществятся…

– Откуда ты знаешь, дорогой отец, что я силен в конном ристании?

– Мать твоя постоянно писала мне, дорогой Самвел. Писала о твоих успехах в стрельбе из лука и в военных упражнениях, писала о твоей храбрости и этим радовала тосковавшее по тебе сердце отца. Я утешался на чужбине, думая о том, что я отец достойного сына. Ах, я так увлекся, что забыл спросить, кто прибыл вместе с тобой?

Самвел назвал своих спутников. Отец распорядился, чтобы всех их разместили в подобающих шатрах.

Затем он снова обратился к сыну: стал расспрашивать о матери, о сестрах и братьях, расспрашивал, как мать готовится к приему гостей и с особым интересом старался разузнать, как смотрят в Тароне на их «дела», каково настроение жителей и т. д. Самвел отвечал на вопросы либо предположениями, либо давал неопределенные и двусмысленные ответы, которые не вполне удовлетворили Вагана Мамиконяна.

– Разве у тебя нет для меня письма от матери? – спросил он.

– Как же! – Самвел достал из-за пазухи письмо и передал его отцу.

Отец взглянул на дату и удивился.

– Это письмо написано давно, дорогой отец, – сказал Самвел и стал рассказывать ему о своих злоключениях, о том, что он тяжело болел, долго находился в Андзевацикском монастыре и т. д. Он только скрыл, что по выздоровлении ездил по разным местам и виделся с разными людьми.

– Ты поступил опрометчиво, – с горечью заметил отец. – Ты так долго пролежал больной в каком-то незначительном монастыре, не оповестив ни меня, ни мать…

– Я пытался, но мои люди не доходили до места. Знаешь, отец, какие бурные времена были. Людские головы падали, как листья с деревьев…

Самвел действительно дал знать о своей болезни, но не отцу и матери, а своим друзьям, находившимся в это время в крепости Артагерс, осажденной войсками отца и Меружана. Его люди не смогли проникнуть в крепость, и потому друзья Самвела остались в неведении относительно его судьбы. Отец был очень опечален сообщениями сына и, обняв его, воскликнул:

– Бог снова возвратил мне тебя, бесценный сын, благодарение и слава ему!

Письмо княгини, хотя и давнишнее, все же очень заинтересовало Вагана. Он немедленно стал читать его, предложив сыну умыться в соседней палатке и стряхнуть себя дорожную пыль. Толпа слуг, пышно одетых была готова к услугам. Все они родом были персы и Самвела не знали. Его отец не держал теперь слуг армян, да и ни один армянин не пожелал бы служить у него. Оставив отца одного, Самвел вошел в палатку, где были приготовлены принадлежности для умывания.

Шатер отца представлял собой подвижной дворец со всеми удобствами. Искусство того времени придало ему подобающий вид и красоту. В знак высокого знатного происхождения, снаружи он был пурпуровый, а. внутри светло-лиловый. Множество входов вели в разные отделения, которые имели форму обособленных палаток и были предназначены для разнообразных нужд. Взамен дверей висели шелковые занавеси, края которых были украшены пестрыми кистями. Занавеси висели на толстых шнурах, имевших такие же кисти из золотых ниток. Все это сооружение в духе персидской, роскоши стояло на золоченых столбах, украшенных цветными рисунками тончайшей работы. Десять мулов с трудом перевозили его в сложенном виде. Чтобы поставить такой шатер на место или, наоборот, разобрать его, требовался целый день работы. Поэтому шатер перевозился за день на следующую стоянку, чтобы возможно было собрать его к нужному времени.