Лабиринт розы - Титания Харди

— Ну конечно же! «Люди лорда-камергера»,[120]— подхватил Генри.

— Генрих Кэри приходился Елизавете и братом, и кузеном одновременно. Что касается дочери Марии Болейн, сестры шекспировского поклонника, то ей были дарованы поместье и земельный надел в Лонгпэрише, которые до роспуска парламента принадлежали Веруэллскому аббатству. Следовательно, этот дом, переходивший в нашей родне из поколения в поколение и изначально представлявший собой церковный приход, когда-то стоял в ее владениях. Сама же она была незаконнорожденной королевской дочерью.

Алекс открыл принесенную им небольшую папку и аккуратно вынул из нее несколько листков. Саймон, застывший с бокалом в руке, встрепенулся:

— Выходит, через лорда-камергера можно проследить связь между вашим семейством, то есть потомками Ди — а то и самим Ди, — и группой людей, знакомых с Шекспиром?

— Вполне возможно, Саймон. Я лишь исхожу из предпосылки, что сестра шекспировского патрона некогда владела этой землей, и это вполне давало ей право передать дом или участок, на котором дом был выстроен, одному из моих предков. Вот только зачем?

Грейс с любопытством оглядывала древнейшую часть строения.

— Не забывай, что любая часовня в старой католической Англии почиталась как благодатное место, посвященное исходу души из тела. Оно обеспечивало непоколебимость духа.

— Верно, — согласился Алекс и заметил, что Люси смотрит на него во все глаза. — Но это еще не все.

Он бережно развернул ветхий документ, состоящий из нескольких пергаментных листков, и пояснил:

— Эту реликвию из нашего семейного архива дал мне вчера папа. Вот здесь значится имя, его вполне можно разобрать.

Алекс указал на убористые строчки в самом верху страницы, выполненные старинной прописью — нелегкая задача для современного читателя. Грейс тут же вскочила со стула, склонилась над пергаментом и прочла вслух, следя за пальцем Алекса:

— «Милостию Божией королева Англии, Франции и Ирландии Елизавета в тридцать четвертое лето своего правления собственноручно дарует сие госпоже Ланьер».

Она обвела собеседников изумленным взглядом:

— Тридцать четвертое лето правления Елизаветы приходится на тысяча пятьсот девяносто второй или девяносто третий год: она короновалась в тысяча пятьсот пятьдесят восьмом.

Алекс, заинтересовавшись этим фактом, занес его себе в блокнот и заметил после короткого раздумья:

— Одна из наиболее вероятных претенденток называться «смуглой леди» шекспировских сонетов — любовница Генриха Кэри Эмилия Ланьер, в девичестве носившая фамилию Бассано. Ее семья перебралась в Англию из Венеции. Она была музыкантшей и весьма одаренной личностью; всех пленяла ее редкая красота и экзотичность. Эмилия Ланьер известна и тем, что опубликовала эпическую поэму в защиту Евы. Тебе такая женщина пришлась бы по душе! — с неожиданным подъемом обратился он к Люси. — У нее Шекспир при случае мог перенять ярко выраженные феминистские взгляды, при условии, конечно, что он готов был ее слушать, а она взамен — предоставлять ему чувственные радости, как считают некоторые историки.

— Как же тебе удалось свести все это воедино, Алекс? — в смятении спросила Люси.

— До меня только вчера дошло, что воры, вломившиеся к нам в дом, среди прочих книг похитили старинный и весьма ценный экземпляр ее опубликованной поэмы. Этот дом вполне мог быть связан с Эмилией Ланьер — возможно, он был дарован ей благодаря Генриху Кэри, который повлиял на свою сестру? Документы того периода вроде бы подтверждают эту версию, хотя в них до обидного много пробелов.

— Алекс, я всегда думала, что ты ученый. — Грейс, уставшая от переизбытка информации, плюхнулась в кресло и начала нарезать лимонный кекс для себя и для Генри, но не выдержала и дала волю своему чувству юмора: — А ты, оказывается, разбираешься и в истории, и даже в литературе!

Алекс неловко усмехнулся:

— Не совсем так, Грейс. Я — технарь в семье гуманитариев, поэтому я с детства прилагал усилия, чтобы соответствовать. Как только мы с Уиллом подросли настолько, что смогли сидеть смирно, мама принялась водить нас в театр, и мы посетили бессчетное количество постановок Шекспира. Может быть, я не так сильно подкован в других вещах — вроде Винни-Пуха и Алисы, — зато в «Глобусе» программки мне не нужны. К тому же, — добавил он, — за последнюю пару недель я сильно преуспел в своем умственном развитии, как и вы все!

— Грейс, не слушай его, — вступилась Люси, неожиданно усмотревшая в Алексе черты его далекого прапрадеда. — Он разбирается в поэзии не хуже меня, а я вот понятия не имею, что такое стволовые клетки!

Генри все это время мирно сидел в кресле, прикрыв глаза и подставив лицо не по сезону теплым солнечным лучам. Он загадочно улыбнулся и проронил:

— Насколько я могу судить, технари всегда больше понимают в искусстве, чем мы, гуманитарии-недоучки, разбираемся в их области. Однако не спеши ставить Алекса на пьедестал: он не стремится к высотам.

По его непроницаемому виду Люси не могла понять, что он хочет сказать. Может быть, Анна так превозносила Алекса, что падение его стало неизбежным? Генри тем временем продолжил:

— Любое из ваших предположений имеет право на существование: королева Елизавета, Люси и Кэтрин Кэри. А какой захватывающий поворот намечается в случае, если «смуглая леди» Шекспира связана с нашим домом! Твоя мама, Алекс, пришла бы в восторг от такого известия — хотя, вероятнее всего, она об этом знала. — Казалось, Генри весьма сожалел, что до сих пор не разделял фамильного увлечения. — Однако при чем же здесь май?

— Думаю, время покажет. — Алекс вгляделся в задумчивые лица собеседников и заметил: — Саймон, ты что-то притих…

Саймон, и вправду на время примолкший, с воодушевлением откликнулся:

— Я так увлекся новыми фактами, что чуть не забыл! Мы с Грейс нашли связь между нашим магическим числом и отрывком в манускрипте, начинающимся словами: «Уже в одной руке у ней узда». Это тридцать четвертая строка шекспировской «Венеры и Адониса». Люси не однажды находила в тексте упоминание об этих влюбленных.

Саймон вслух зачитал строфу и добавил:

— Но вот странная вещь: полотно «Венера и Адонис» в Лондонской национальной галерее — Грейс захватила с собой репродукцию — занесено в каталог под каталожным номером NG34. Это тридцать четвертая картина, приобретенная галереей в девятнадцатом веке, а изображена на ней затухающая любовь Филиппа и Марии Тюдор — тоже, кстати, дочери Генриха Восьмого. Венера пытается не пустить Адониса на охоту, что, вероятно, символизирует просьбу Марии к Филиппу не покидать ее.

— Ради ее сестры, Елизаветы!

Грейс отыскала открытку с репродукцией среди своих заметок и показала Саймону, а тот передал ее Люси и Алексу, а затем — Генри.