Унесенные за горизонт - Раиса Кузнецова

― Я хочу посвятить себя научной работе, ― ответил Иван Васильевич, ― мне должность не нужна!

― Ну, смотрите! Как бы не пришлось пожалеть!

― Надеюсь!

И Шепилов наложил резолюцию: «Просьбу считаю возможным удовлетворить».

Конечно, наше материальное положение сразу ухудшилось: накоплений у нас не было. Отвлекаться на писание статей, чтобы получать гонорары, было некогда ― теперь все зависело от скорейшего завершения диссертации, дававшей надежду на работу в Институте философии. Кандидатский минимум, сданный еще до войны, Ване засчитали.

А тут пошли разговоры о девальвации денег. Девальвация нас не пугала, ведь зарплаты она не касалась, волновались те, кто имел накопления. Никак не думали, что и мы что-то потеряем, однако ошиблись. За рождение четвертого ребенка полагалось получить пособие ― тысячу пятьсот рублей. Рассчитывая на них, я даже позволила себе занять у Эрнестины Владимировны Менджерицкой семьсот рублей, чтобы купить жалкий мерлушковый воротничок для нового зимнего пальто, которое отдала шить еще в «хорошие» времена. Приобретенную раньше чернобурую лису месяц назад я подарила Лене, которая пожаловалась, что не может забрать из ателье давно сшитое пальто ― не хватало воротника. Этот мой жест, сделанный от чистого сердца, очень удивил Ваню, но вместе с тем и обрадовал, что вполне «компенсировало» мне утрату шикарного воротника.

― И тебе не жалко? ― спросил он, когда Лена ушла.

― Нисколько, ― ответила я вполне искренне.

― Все-таки есть в твоем характере что-то восточное!

Одного я не учла, что воротник придется приобретать за деньги, взятые в долг. Но мы смотрели на предстоящие материальные лишения весьма оптимистично, тем более что, готовясь к уходу Вани из ЦК, я еще с лета начала закупать впрок всякого рода консервы, сухие колбасы, конфеты.

Наташа родилась 30 августа, и решение исполкома о выдаче пособия мы ожидали получить в начале октября. Однако оно пришло с указанием даты получения пособия 20 декабря, а 16-го была объявлена девальвация. И все же я надеялась, что нас она не коснется, поскольку решение исполкома было принято в октябре, Ваня смотрел на вещи более реально. И он оказался прав.

Моей зарплаты не хватало ― залезли в большие долги. Особенно много мы оказались должны А. А. Малиновскому[85]. Думаю, не без влияния Малиновского работники Отдела науки так вдумчиво отнеслись к развитию обоих направлений в биологии и убедили в необходимости такого подхода секретаря ЦК А. Жданова.

К несчастью для биологии в целом и генетиков в частности, в августе сорок восьмого года А. Жданов умер. Не прошло и двух месяцев, как Лысенко организовал печально известную сессию ВАСХНИЛ, на которой выступил с разгромным докладом, будто бы утвержденным самим Сталиным. К этому времени Суворов был освобожден от заведования Отделом науки ЦК. Лысенко не забыл Суворову отказа в публикации статьи и угрожал «припомнить» при случае, который вскоре представился на заседании оргбюро ЦК. Председательствовал Маленков, и почему-то присутствовал беспартийный Лысенко. Разбирался какой-то вопрос, связанный с наукой (даже, кажется, не биологической). Суворов давал пояснения, как вдруг вскочил Лысенко и начал кричать: мол, как это получается, что этот человек до сих пор занимается в ЦК вопросами науки! А через несколько дней Суворова вызвали в отдел кадров и объявили, что для укрепления ОГИЗа его «переводят туда в качестве заместителя начальника». На его место был назначен сын умершего А. Жданова ― Юрий, женатый на дочери Сталина Светлане. Ю. Жданов тогда только что защитил кандидатскую диссертацию, партийный стаж, говорят, имел не больше года. Его научным руководителем был Бонифатий Михайлович Кедров. Уверена, что именно под его влиянием Юрий Жданов выступил в «Правде» с критикой (весьма аккуратной) Лысенко и в защиту генетиков, которых изничтожали не только морально, но и физически, лишали работы, отовсюду гнали и никуда не принимали. Например, А. Малиновский, вся «вина» которого заключалась в переводе на русский язык книжки Шредингера, оказался безработным. Полгода искал он места в Москве ― ничего не получилось. Удалось ему устроиться только в Одессе ― врачом в клинике академика Филатова. Жить его семье было не на что, накоплений не было. Ваня все это время безвозмездно высылал ему по пятьсот рублей в месяц. Как-то А. А. Малиновский, вспоминая Ваню, сказал: «Было время, когда я почти ненавидел его. Я очень любил Лену, а он «отбил» ее у меня. Но когда познакомился с ним, еще до войны, понял ее и сам полюбил его как человека и товарища. И он никогда, никогда не дал повода для разочарования...»

О своей утраченной во время войны диссертации Ваня не горевал. На фронте у него сформировалась совершенно новая идея: рассмотрение принципа соответствия (сформулированного Нильсом Бором в 1913 году как важнейшего методологического принципа физики двадцатого века) в качестве механизма исторической преемственности в развитии физического знания. «В течение последних десятилетий постепенно все яснее и определеннее в физике складывалась одна в высшей степени замечательная идея, неуклонно пробивающаяся через поток сменяющих друг друга физических воззрений, ― писал в своей работе Иван Васильевич. ― Суть этой идеи состоит в формулировке некоторого закономерного взаимоотношения между теориями, признанными ныне “классическими”, и новейшими теориями, возникающими под напором неумолимых фактов, неустанно поставляемых природой все возрастающему искусству экспериментаторов». На больщом фактическом материале истории науки он показал, что принцип соответствия имеет, по сути дела, универсальное методологическое значение.

Ваня уволился из ЦК в конце 1947 года, а в феврале 1948 года диссертация практически была завершена.

С рукописью ознакомился президент АН СССР Сергей Иванович Вавилов[86]. «Глубокоуважаемый Иван Васильевич! ― писал академик. ― Я прочел Вашу работу, она показалась мне интересной и новой по постановке вопроса. Вы правы, что до сего времени почти не обращали внимания на теоретикопознавательное значение принципа соответствия в физике. С Вашими выводами философского характера можно, по-видимому, согласиться полностью».

Я, выполняя просьбу Вани, на защите не присутствовала.

― Буду сильнее волноваться, ― сказал он.